Что такое субъективная реальность. Субъективная и объективная реальность

СУБЪЕКТИВНАЯ РЕАЛЬНОСТЬ (СР) - осознаваемые психические состояния индивида, удостоверяющие для него факт его существования. Понятие СР охватывает как отдельные явления и их виды (ощущения, восприятия, чувства, мысли, намерения, желания, волевые усилия и т.д.), так и целостное персональное образование, объединяемое нашим Я, взятом в его относительном тождестве самому себе, а тем самым в единстве его рефлексивных и арефлексивных, актуальных и диспозициональных измерений. Это целостное образование представляет собой исторически развертывающийся континуум, временно прерываемый глубоким сном или случаями потери сознания. СР всегда представляет собой определенное «содержание», которое дано индивиду в форме «текущего настоящего», т.е. сейчас, хотя это «содержание» может относиться к прошлому и будущему. Все множество явлений СР, протекающих как последовательно, так и одновременно, в значительной степени организуется и управляется нашим Я, которое, в свою очередь, всегда в том или ином отношении проникнуто их «содержанием». Лишь в патологии возникают так называемые психические автоматизмы и другие проявления деперсонализации - переживание чуждости, независимости от Я отдельных явлений С Р, их навязанности, неуправляемости.

Качество СР является неотъемлемым специфическим свойством сознания; оно обозначается в философской литературе различными, но близкими по значению терминами: «ментальное», «субъективный опыт», «интроспективно доступное состояние», «феноменальное», «квалиа» и др. Последний термин употребляется в аналитической философии большей частью для описания чувственных отображений. В обзорной статье «Квалиа», опубликованной в «Стенфордской философской энциклопедии» (и содержащей обширную библиографию по данной теме), подчеркивается, что вопрос о квалиа «является центральным для понимания природы сознания». В нашей философской литературе значительное число авторов использовали для определения СР понятие «идеальное», исходя из принятого логического противопоставления его «материальному» - поскольку «материальное» есть объективная реальность, то «идеальное» означает СР (см.: Дубровский ДМ. Проблема идеального. Субъективная реальность. Изд. 2-е, М., 2002). В последние десятилетия термин «СР» стал гораздо шире использоваться для описания специфики сознания, в том числе философами аналитической ориентации (см., напр.: СёрлДж. Открывая сознание заново. М., 2002).

Именно качество СР создает главные трудности для научного и философского объяснения сознания. Здесь две фундаментальные проблемы. 1. Явления сознания (СР) резко отличаются от остальных явлений окружающей действительности, им нельзя приписывать физические характеристики (массу, энергию, пространственные определения). Как включить в таком случае сознание в единую картину мира? 2. СР представляет «внутренний», субъективный опыт индивида, непосредственно открытый только ему. Как перейти от этого субъективного индивидуального опыта к общезначимым утверждениям, к истинному, объективному знанию?

В своей сути эти проблемы поставлены классической философией, предложившей общие способы их решения с позиций материализма, идеализма и дуализма. Первая из них имеет онтологический характер, вторая - гносеологический. Однако, несмотря на различие этих типов проблем, на их несводимость друг к другу, они взаимосвязаны: вопрос о существовании СР и ее месте в объективном мире предполагает гносеологическую рефлексию, как и, наоборот, гносеологический анализ СР предполагает онтологическую рефлексию, выяснение наличных онтологических посылок (по крайней мере, исходной онтологии, задаваемой естественным языком). Более того, СР есть не только когнитивное содержание, - она несет в себе ценностное измерение и активность, деятельную способность (интенциональность, желание, целеполагание, волю); следовательно, требует анализа не только в онтологическом и гносеологическом планах, но также в аксиологическом и праксеологическом (с учетом взаиморефлексии этих категориальных структур). Таково общее и необходимое условие основательного описания и исследования СР.

С середины 20 в. проблема онтологического статуса СР занимала центральное место в аналитической философии. Ей посвящена огромная по объему литература (сотни монографий и сборников, многие тысячи статей; репрезентативная сводка работ авторов, представляющих основные подходы к данной проблеме и дискуссий между ними, содержится в: The Nature of Mind / Ed. by David M. Rosenthal. N.Y., 1991;). В ней преобладает редукционистский способ объяснения сознания в двух его вариантах: физикалистском (когда явления СР редуцируются к физическим процессам) и функционалистском (когда они редуцируются к функциональным отношениям). В последнее время, однако, растет число противников этого способа объяснения сознания. Они убедительно показывают несостоятельность редукции сознания к физиологическим процессам в мозгу, к поведению или языку (Т. Нагель, Дж, Сёрл, Д. Чалмерс и др.).

СР в своем специфическом качестве присуща не только сознанию человека, но и животной психике, о чем свидетельствует опыт общения с животными и данные зоопсихологии (напр., выдающиеся результаты исследований К. Лоренца). Это отчетливо подтверждается широко известными опытами с воздействием галлюциногенов на животных (возникновением у собак галлюцинаций, сходных с теми, которые демонстрируют люди при определенных психических нарушениях).

СР - находка биологической эволюции, означавшая возникновение психики, нового типа информационного процесса, выработанного в ответ на усложнение живой системы и ее потребности самоорганизации, эффективного управления - чрезвычайно экономичный, высоко оперативный способ получения, переработки и использования информации в целях управления многосложным организмом, централизации его действий, которая (централизация) интегрирует нижележащие уровни управления (в клетках, внутренних органах и т.п.), сохраняя их определенную автономию. Тем самым решалась проблема поддержания целостности высокоразвитой живой системы и оптимизации ее поведения. Состояние С Р, как способ непосредственной данности (представленности) информации живой системе, создает возможность емкого и эффективного синтеза многоплановой информации о внешнем окружении биологической системы и о существенных изменениях в ней самой (что видно уже на примере простого чувственного образа, в котором интегрировано множество свойств объекта, включая его динамические состояния, а так же, как показывают современные исследования, множество статических и динамических свойств самого субъекта восприятия).

В ходе антропогенеза произошло качественное развитие С Р, возникает сознание, а вместе с ним язык. Особенностью сознания, по сравнению с животной психикой.является то, что психическое отображение и управление сами становятся объектом отображения и управления. Это создает характерное для человеческой СР «двойное» отображение и управление, постоянно совершающееся в контуре модальностей «Я» - «не-Я» (базисной динамической структуры СР). Возникает способность по существу неограниченного производства информации об информации, возможность абстрагирования, высокой степени свободы «движения» в сфере СР в смысле пробных мысленных действий, моделирования ситуаций, прогнозирования, проектирования, мечтания, фантазирования, творческих решений, не связанных непосредственно с задачами выживания, возможность целеполагания и волеизъявления.

Всякое явление СР есть некоторое «содержание»,т.е. информация, воплощенная (закодированная) в определенной мозговой нейродинамической системе. Но эта информация дана нам в «чистом» виде - в том смысле, что ее мозговой носитель нами не отображается (когда я вижу дерево, мне дана информация об этом предмете и отображение мной этой информации, т.е. знание о том, что именно я вижу это дерево, но я не ощущаю, не знаю, что при этом происходит в моем головном мозгу). Вместе с тем в явлениях СР нам дана не только способность иметь информацию в «чистом» виде, но и способность оперировать этой информацией с высокой степенью произвольности (переключать внимание, направлять движение своей мысли и т.п.). Именно данность информации в «чистом» виде и способность управлять ею выражают специфические черты того, что именуется С Р. Но способность управлять информацией в «чистом» виде означает не что иное, как нашу способность управлять соответствующим классом собственных мозговых нейродинамических систем: ведь информация необходимо воплощена в своем носителе, и если я могу по своей воле управлять информацией, то это равнозначно тому, что я могу управлять ее носителем, ее кодовым воплощением. Здесь налицо особый тип самоорганизации и самодетерминации, присущий нашему Я (нашей мозговой Эго-системе как особому, высшему уровню мозговой самоорганизации); это связано со спецификой психической причинности, которая является видом информационной причинности (последняя отличается от физической причинности тем, что, в силу принципа инвариантности информации по отношению к физическим свойствам ее носителя, здесь причинный эффект определяется именно информацией, а не физическими свойствами ее носителя, т.е. на основе сложившейся кодовой зависимости).

Все это позволяет ответить на часто цитируемый вопрос известного философа Д. Чалмерса, касающийся природы СР: «почему информационные процессы не идут в темноте?», почему они сопровождаются «ментальной добавкой», «субъективным опытом»? (D.J. Chalmers. Facing up to Problem of Consciousness // Journal of Consciousness Studies. 1995. № 2 (3)). Потому, что явления СР вовсе не «добавка», не пресловутый «эпифеномен» (некий никчемный дублер мозговых процессов), но актуализованная мозговой системой информация, выполняющая функцию управления другими информационными процессами и телесными органами, целостным самоотображением и поведением живой системы. Этим определяется онтологический статус СР, ее место в системе объективного мира. СР - исток и первопричина того, что ныне именуют виртуальной реальностью, так как последняя есть информационная реальность, созданная человеком.

Пока нам известны два типа СР (у человека и животных), но теоретически мыслимы и другие ее типы. Не исключено, что в иных звездных мирах развились такие типы С Р, которые существенно (может быть, радикально) отличаются от земных не только по когнитивному содержанию, но и по ценностным параметрам, по творческим способностям, по экзистенциальным смыслам. Это относится и к теоретически мыслимым продуктам развития информационных технологий и робототехники. Современный компьютер не обладает СР. Но мыслимы интеллектуальные информационные устройства будущего, которые могут обрести подобное качество, ибо оно зависит от достижения определенного уровня самоорганизации, а последний (в силу принципа инвариантности информации по отношению к физическим свойствам ее носителя и вытекающего из него положения об изофункционализме систем, доказанного А. Тьюрингом) не обязательно должен иметь биологическую природу или включать биологические компоненты.

В этом плане видна нетождественность понятий «сознание» и «субъективная реальность», так как первое из них вряд ли адекватно для обозначения психики животных и для предполагаемых типов СР. В этой связи часто обсуждаемую в аналитической философии проблему «другого сознания» следует расширить и называть проблемой «другой субъективной реальности». Это позволит создать более основательные теоретические посылки для постановки и решения герменевтических проблем понимания подлинного «содержания» СР другого человека и СР животных, с которыми мы общаемся; способствовать дальнейшему развитию коммуникативного подхода в эпистемологии и феноменологии.

В условиях информационного общества эти проблемы и взятый в целом гносеологический план исследования СР становятся особенно актуальными. СР является исходной формой всякого знания - как о внешних объектах, состояниях организма, так и о себе самой (поскольку всякое знание первично возникает лишь в качестве содержательно определенных явлений СР отдельных индивидов). Обретая языковое воплощение, явления СР способны стать предметом коммуникации, достигнуть интерсубъективного статуса и отчуждаться в различных формах социокультурной объективации (языковой, знаковой, предметной и др.). Вместе с тем СР является и конечной формой всякого действительного знания, ибо опредмеченное знание (в виде содержания книги, вещи и т.п.) оказывается мертвым, если оно никем не распредмечивается, не субъективируется.

Наибольшие гносеологические трудности обычно связаны с объяснением перехода от знания, выражаемого от первого лица, к знанию, выражаемому от третьего лица, т.е. к такому знанию, которому приписывается статус интерсубъективности, обоснованности, истинности. И здесь ключевым пунктом является то, что всякое утверждение от третьего лица производится всегда первым лицом, создавая тем самым парадоксальную ситуацию, требующую корректного теоретического преодоления. Мы располагаем значительным историко-философским опытом осмысления такого рода трудностей в лице Декарта, Беркли, Юма, Канта, Гуссерля. Анализируя взгляды своих предшественников, Гуссерль стремится обосновать и развить далее идею «трансцендентального субъективизма». Эта идея означает «возвращение к последнему истоку всех познавательных образований, самоосмысления себя как субъектов познания, так и познающей жизни... Этот исток называется Я-сам с присущей мне действительной и возможной познавательной жизнью, в конечном счете с присущей мне конкретной жизщуо» (ГуссерльЭ. Кризис европейских наук и трансцендентальная феноменология // Истина и благо: универсальное и сингулярное. М., 2002. С. 372). Эта идея «лишь тогда впервые обретает свое действительное и истинное начало, когда философ приходит к ясному пониманию себя как исходной функционирующей субъективности» (Там же. С. 373).

Концепция трансцендентального субъективизма Гуссерля вносит значительный вклад в классическую традицию, но вместе с тем не дает приемлемого ответа на ряд существенных вопросов: прежде всего о соотношении трансцендентального и интерсубъективного и о способе существования трансцендентального субъекта. Последний мыслится в качестве надличностной, «чистой» субъективности, которая представляет универсальные и необходимые формы, конституирующие все возможные миры опыта («жизненные миры»). Он несет в себе абсолютные основания и нормы истинного знания. Подобный субъект может, конечно, существовать лишь в единственном числе, и тогда возникает так называемая проблема «трансцендентального одиночества». Известно, что Гуссерля не раз упрекали в «трансцендентальном солипсизме». Между тем Гуссерль вводит понятие «трансцендентальной интерсубъективности», что предполагает множество различных субъектов. Если эти субъекты различны, то они не могут быть трансцендентальными. Для трансцендентального же субъекта определение интерсубъективности излишне. Если интерсубъективность понимается в ее обычном смысле - т.е. включает конвенциональные факторы, выражает взаимоотношения и взаимопонимание реальных, эмпирических субъектов, - то тогда неясно, каким образом возможна связь между ними и трансцендентальным субъектом (разве что постулируя некую трансцендентальную способность у эмпирических субъектов, у которых, однако, эта способность не подлежит воздействиям, коррекциям со стороны их остальных познавательных способностей). Конституирование интерсубъективности Гуссерлем чревато рядом концептуальных нестыковок и неопределенностей, что подробно показал в результате специального анализа А. Шюц (SchutzA. The Problem of Transcendental Intersubjectivity in Husserl // A. Schutz. Collected Papers. III. Hague, 1966). Абстракция «трансцендентальной субъективности» фиксирует теоретический регистр активности нашего Я, но у Гуссерля (в силу его позиции радикального антипсихологизма) она явно сужает диапазон гносеологических исследований СР, взятой во всем многообразии ее эмпирических определений, а они способны в существенной степени стимулировать и корректировать ее теоретическое осмысление.

В последние годы представители аналитической философии и когнитивных наук активно используют феноменологические методы в совокупности с данными эмпирических исследований для теоретического объяснения природы СР. В явлении СР содержится не только отображение некоторого объекта, но и самого себя. Отсюда - задача теоретического объяснения процесса и результата самоосознания. Как возможно адекватное знание о собственных ментальных состояниях? Этому посвящены многочисленные работы, среди которых пока еще преобладают редукционистские установки, исходящие из отрицания «непосредственно данного» в явлениях СР, «привиллегированного доступа» к собственным состояниям СР и их «некорригируемости». Сторонники подобных установок утверждают следующее: хотя нам кажется, что мы воспринимаем наши собственные ментальные состояния непосредственно («прямо»), это не более чем иллюзия; в действительности наши знания о собственных ментальных состояниях есть результат теории, которая формируется на основе знания о ментальном вообще и, следовательно, прежде всего на основе знания о ментальных состояниях другого человека. Весьма распространенной стала так называемая «Теория теории самоосознания» (ТТ), согласно которой теория отображения («чтения», «детекции») собственных ментальных состояний основывается на теории отображения («чтения») ментальных состояний другого человека (см.: GopnikA. Wellman H. The Theory Theory // Mapping the Mind / Ed by S. Gelman and L. Hirschfeld. Cambridge, 1994). Однако в последние годы ТТ подвергалась обстоятельной критике как философами, так и представителями когнитивных наук. Несостоятельность ТТ подтверждается не только теоретическим анализом, но и эмпирическими данными из области психиатрии и психологии развития. Возник ряд теорий альтернативных ТТ, в которых показано, что отображение («чтение») ментальных состояний другого невозможно без адекватного отображения собственных ментальных состояний, и что между последним и первым нет необходимой связи. Характерной для этого направления является «Теория мониторинга», развитая Ш. Николе и Ст. Стичем. Авторы подчеркивают, что ТТ противоречит феноменологическим данным и не объясняет нашу способность самоосознания, которая связана с особым когнитивным механизмом самоотображения (именуемого «механизмом мониторинга»). Они приходят к выводу, что этот механизм предзадан психике («mind»), т.е. носит фундаментальный характер, действует во всяком ментальном акте и не имеет логически необходимой связи со словесным отчетом (Nichols Sh. and Stich St. How to read your own mind: A cognitive theory of self-consciousness // Consciousness. New philosophical perspectives / Ed. By Quentin Smith and Aleksandarjokic. Oxford, 2003).

СР - особый объект эпистемологического исследования, предполагающего выяснение ценностно-смысловой и деятельно-волевой структуры С Р, критериев адекватного самоотображения, анализ взаимосвязи двух уровней СР - «непосредственно данного» и рефлексивного, отчетов от первого лица для себя и затем для других, способов познания другой СР, в том числе под углом выяснения «подлинности» субъективных состояний другого, его чувств, намерений, мыслей, эпистемологических аспектов коммуникативной проблематики, ряда других актуальных вопросов (см. -.Дубровский Д. И. Гносеология субъективной реальности: К постановке проблемы // Дубровский Д.И. Сознание, мозг, искусственный интеллект. М.: Стратегия-Центр, 2007). Разработка вопросов гносеологии (эпистемологии) СР - первостепенное условие развития так назывемой постклассической теории познания, отвечающей насущным задачам нашей эпохи.

ДМ. Дубровский

Реальность объективная и субъективная. Материя как объективная реальность.

В философии под реальностью понимается все существующее в действительности. Различают объективную и субъективную реальность. Объективная реальность - это то, что существует вне сознания человека: пространство, время, движение; субъективную реальность можно определить как явление сознания, ощущения, восприятия человеком чего-либо и все то, что с этим связано.

Для определения объективной реальности, которую человек может ощущать, копировать, фотографировать, отображать (но которая существует вне его сознания и ощущений) в философии существует понятие материи. Условно материю можно разделить на две группы: то, что познано человеком и то, что стоит за гранью его познания, однако это деление очень условно, между тем, очевидна его необходимость: говоря о материи, мы можем анализировать только то, что познано человеком.

Для описания материи выделяют три объективные формы ее существования: движение, пространство, время.

Здесь под движением понимается не только механическое перемещение тел, но и любое взаимодействие, любое изменение состояний объектов - формы движения многообразны и могут переходить из одной в другую. Очень часто мы говорим о движении, противопоставл ему покой, считая их равноправными. Между тем, это глубокое заблуждение: покой носит относительный характер, в то время как движение абсолютно.

Пространство и время - это формы бытия материи. Термином пространство в философии обозначают структуру объектов, их свойство быть протяженными, занимать место среди других. При характеристике пространства употребляют термин бесконечность. Термином врем обозначают длительность существования объектов, направленность их изменения. Две последние категории: пространство и время являются одновременно и относительными, и абсолютными. Они относительны, так как их свойства постоянно меняются, и они абсолютны, так как ни один объект не может существовать вне пространства и времени.

Реальность является ключевым понятием в философии, с ним связан основной вопрос философии: что первично материя или сознание (объективная или субъективная реальность); способен ли человек познавать реальность, окружающую его.

Материальное бытие.

Вопрос о материальном бытии упирается в контекст общего решения проблемы бытия как таковой. Как должен быть поставлен вопрос о бытии, чтобы затем стало возможно дальнейшее вопрошание о его содержании, структуре, может быть объёме? Насколько корректно ставить вопрос о структуре бытия? Говоря о бытии, не спрашивают на самом деле о существовании мира и структуре существующего, наличного? Само выражение «материальное бытие», поставленное в ряд ему подобных выражений, как-то: «объективное бытие» и «субъективное бытие», «предметное бытие», «духовное бытие» и т.д. – подталкивает некритическое мышление к отождествлению бытия и существования, да и возникло оно, по сути, на основе и благодаря этому отождествлению. Потому, как мы только что отметили, когда спрашивают о структуре бытия, обычно мыслят другое: материальное, объективное, физическое, духовное и т.д. существование мира и его фрагментов.

Если нечто обладает структурой, значит, оно по определению сложно, неоднородно и, соответственно, делимо. Между тем ещё на заре философской мысли Парменид высказался о бытии как едином и неделимом. «Равным образом (бытие) неделимо, так как оно всё однородно; и нигде (не ОКАЗЫВАЕТСЯ БЫТИЕ) ни чуточку больше, ни чуточку меньше (ЧЕМ В ДРУГОМ МЕСТЕ), что могло бы препятствовать его связности, но всё (В ОДИНАКОВОЙ МЕРЕ) наполнено бытием. Поэтому всё оно непрерывно»1. Бытие едино, непрерывно, вечно; всё наполнено бытием, а от него отринуты возникновение и гибель, - признаки, к материальным, существующим образованиям никак не применимые. Остаётся к тому же вспомнить, что бытие совпадает у Парменида с мыслью. Так что бытие здесь явно нематериально и непредметно. У Платона бытие олицетворяют идеи, которые сами по себе едины, бесструктурны. Реальные столы, лошади структурны, обладают частями, а вот «стольность», «лошадность» частей не имеют.

Структура обязательно выявляет определенность того объекта, чьей структурой она является, позволяет различать части в нём, их обусловленность и ограниченность друг другом. Но вот Гегель через почти два с половиной тысячелетия после Парменида и Платона говорит о том же совпадении бытия и мысли и о его, бытия, бесструктурности. «ЧИСТОЕ БЫТИЕ образует начало, потому что оно в одно и то же время есть и чистая мысль, и неопределенная простая непосредственность, а первое начало не может быть чем-нибудь опосредованным и определенным»2.

В концептуально-содержательном плане от мысли Парменида у Гегеля мало что и осталось, и бытие, по сути, уже отождествилось с существованием. И все же основную идею Парменида ещё можно обнаружить в трактовке бытия как начала, ничем не опосредованного, цельного и единого, хотя, повторимся, единого, по Гегелю, в своей «абстрактной пустоте».

В.С. Соловьев доводит концептуально-содержательную сторону гегелевской философии до логического завершения, упраздняя последние остатки мысли о бытии как таковом, всё наполняющем, едином и непрерывном. У В.Соловьева и, разумеется, не только у него, бытие – только предикат, синоним существования, «реальный атрибут субъекта». «Нельзя сказать просто или безусловно: МЫСЛЬ ЕСТЬ, ВОЛЯ ЕСТЬ, БЫТИЕ ЕСТЬ, потому что мысль, воля, бытие суть лишь постольку, поскольку есть мыслящий, волящий, сущий. И все коренные заблуждения школьной философии сводятся к гипостазированию предикатов, причем одно из направлений той философии берёт предикаты общие, отвлеченные, а другое – частные, эмпирические; и чтобы избегнуть этих заблуждений, нам должно прежде всего признать, что настоящий предмет философии есть сущее в его предикатах, а никак не эти предикаты сами по себе; только тогда наше познание будет соответствовать тому, что есть на самом деле, а не будет пустым мышлением, в котором ничего не мыслится»3. Бытие, таким образом, превращенное в предикат, теряет абсолютно всякое содержание, становясь пустым обозначением существования чего-либо или кого-либо. Приученная к цитированию отечественная философия советского времени могла подтвердить совпадающую с В.С. Соловьевым позицию по поводу бытия хрестоматийной фразой из Ф.Энгельса: «как только мы от простого основного факта, что всем этим вещам обще бытие, удалимся хотя бы на один миллиметр, тотчас же перед нашим взором начинают выступать РАЗЛИЧИЯ в этих вещах. Состоят ли эти различия в том, что одни вещи белы, другие черны, одни одушевлены, другие неодушевлены, одни принадлежат, скажем, к посюстороннему миру, другие – к потустороннему, - обо всем этом мы не можем заключать только на основании того, что всем вещам в равной мере приписывается одно лишь свойство существования»4.

Что мы имеем в результате? Прежде всего, подмену проблемы бытия проблемой существования5, в результате чего мысль движется уже в логике проблем эмпирически данного мира; последний же теперь может быть понят путем поиска его единой внутренней сущности и законов её проявления. Сущностью мира становится некое субъектно-субстанциальное начало, независимо от того, выступает ли в лице субъекта материя как субстанция (например, в последовательных рассуждениях Э.В.Ильенкова6), или духовное начало (как у Гегеля или В.С.Соловьева). Эта «субъектно-субстанциальная» логика лежит, в конечном счете, в основе и новоевропейской науки, и новоевропейской философии, и логику эту М.Хайдеггер справедливо называет онто-теологической: она на мир смотрит с точки зрения всеобщего, с одной стороны, и высшего, – с другой7. В этой логике присутствуют как моменты антропоморфизма и удвоения мира, так и определенная доля эмпиризма. Позитивизм, содержательно противоречащий такой логике, на самом деле реализует её же, развивается в тех же мыслительных схемах.

Выражение «материальное бытие», как мы понимаем, определяется именно онто-теологическим пониманием мира и самого человека, свидетельствуя о выхолащивании проблемы бытия и ее исследовании в ряду и в логике предметностей мира. На самом деле, древние греки были правы, утверждая, что бытие нематериально, оно едино и неделимо. Бытие появляется как проблема там, где исследуется онтологический принцип самой возможности понимания человеком мира, исследуется способность человека, выйдя за рамки своих физиологических размерностей, видеть мир таким, каков он сам по себе. Способность эта, вполне понятно, вневременна и внепространственна, неантропологична и непсихологична. Каким образом бытие представлено в мире самом по себе, вне человека, - сказать об этом что-либо вразумительное без того, чтобы не впасть в антропоморфизм и мифологизацию, чрезвычайно трудно. Нам достаточно того, что оно представлено в редкой возможности человека экзистенциальным образом осознавать, понимать и переживать мир8.

И все-таки выделим предметную область понятия «материальное бытие», строго помня о том, что теперь мы движемся уже внутри синонимичного употребления «бытия» и «существования», а корректнее было бы вести речь только о материальном существовании и только о нем, а никак не о материальном бытии. Во фразе «материальное бытие» нагрузка падает, естественно, на прилагательное «материальный», а бытие становится всего лишь обозначением определенного рода данности. Содержание материального бытия выделяется нами на основе его отличения от понятий «предметное бытие» и «физическое бытие». Все три понятия выражают определенные формы объективной данности вещей и явлений мира, но различным образом. При этом понятию «материальное бытие» принадлежит основополагающее значение.

Различение предметного и материального бытия важно в мировоззренческо-методологическом отношении в том плане, что позволяет быть корректным и осторожным при построении научно-философской модели мира или его фрагментов. Всегда нужно учитывать, что предметный образ того или иного материального объекта не тождествен этому объекту самому по себе. Их обязательно надо различать. Предметное бытие – та часть материального бытия вещи, явления или целой области действительности, которая включена и определенным образом представлена человеку в качестве предмета познания. Можно говорить и о мире в целом как определенном предметном бытии для человека в ту или иную эпоху. Предметность, предметное бытие, можно считать универсальной характеристикой, определяющей форму и степень явленности окружающей действительности человеку. Материальное бытие дано человеку в форме предметности, но предметность не поглощает его без остатка. «Строгий смысл предметного бытия, - пишет Н. Гартман, - «предстояние» как таковое. Что «пред-стоит» субъекту, вернее, что приведено им к предстоянию, то сделано предметом познания. Ведь дело вовсе не обстоит так, будто всякое сущее изначально является предметом… Иначе говоря: предмет познания по происхождению – «более-чем-предмет»; как сущий, он не открывается в своем предметном бытии, но существует независимо от него и индифферентно к своему собственному превращению в предмет для субъекта»9.

Предметное бытие какого-либо материального объекта – это вполне определенная, обусловленная наличными познавательными и практическими возможностями человека, включенность данного объекта в общественно-историческую деятельность. В ходе практически-преобразующей деятельности человек оперирует как раз сложившимся у него предметным образом сущего. В случае, когда происходит несовпадение предметного образа или предметного бытия сущего с материальным бытием этого сущего, предметность корректируется, уточняется и углубляется в сторону большего приближения, совпадения предметного бытия с материальным бытием. Ведь и на основе геоцентрической модели как определенного познавательного образа и предметного бытия, предметной данности мира осуществлялись практические расчеты и до определенного исторического момента достигалось вполне удовлетворительное объяснение мира. Дальнейшее развитие науки привело к смене птолемеевского предметно-познавательного образа на коперниканский, однако материальное бытие мира не исчерпывается, конечно, и последней формой своей предметной данности. Материальное бытие – это некий горизонт, к которому предметное бытие всегда приближается, но полностью совпасть они никогда не могут.

Гораздо сложнее дело обстоит, к примеру, с предметным и материальным бытием атомов. Признание материального существования атомов также пережило несколько образов своей предметной данности, одна из которых представлена, в частности, атомистической моделью Э.Резерфорда. Смену предметных образов атома можно признать вполне закономерной и естественной при непрекращающихся в течение 20 века открытиях в области элементарных частиц. Но трудность в другом. Атомистическая теория, как известно, несла и несет на себе мировоззренческо-методологическую нагрузку, выступая в качестве субстратного обоснования мира. Однако эмпирическая реальность науки расходится с её теоретической потребностью, смыкающейся с философской, выйти за пределы научного опыта и обосновать уже сам опыт целиком (о чём писал И. Кант). Атом из физически наличного и делимого превращается в метафизическое понятие, в неделимую математическую точку, с помощью которой объясняют строение мира. Об этом ещё до всяких решающих открытий ядерной физики писал в 70-х годах 19 века В.С.Соловьев, имея в виду конечную несостоятельность материалистического объяснения мира, когда последовательность объяснения заставляет материалистов совершать, по его мнению, логически необъяснимый «перескок» от физических атомов к метафизическим. Материализм, отмечал В.С.Соловьев, должен признать атомы как «безусловно-неделимые реальные точки», существующие сами по себе и обусловливающие всякий опыт. «Такие метафизические атомы по самому определению своему, как безусловно-неделимые частицы, не могут быть найдены эмпирически, ибо в эмпирии мы имеем только относительное, а не безусловное бытие…»10.

У М.К.Мамардашвили есть на этот счет другое объяснение, заключающееся в признании объективно сложившегося методологического приема в новоевропейской науке (начиная с 17 века, как он утверждает), когда для объяснения эмпирически наличных процессов в мире приходится пользоваться рационалистическими приемами «дереализации» мира11. Здесь не место углубляться в данную проблему. Нам важно и достаточно закрепить как различие между предметным и материальным бытием, так и методологическую и мировоззренческую значимость и перспективность четкого понимания данного различения.

По поводу же разницы между физическим и материальным видами бытия-существования, мы можем сказать следующее. Физическое существование фиксирует данность чего или кого-либо в его непосредственной, чувственно осязаемой наличности, в то время как материальное бытие берет эту данность во всей тотальности связей и соответствующего этой тотальности функционирования. Материальное бытие в данном случае – это характеристика какого-либо объекта с точки зрения целого, внутри которого он себя реализует как функциональный и структурный элемент. Материальное бытие такого объекта может быть совершенно иным, чем его непосредственное физическое существование. Чем выше мы поднимаемся по эволюционной лестнице, тем различие больше, достигая предела в человеческом обществе. Поясним на примере. К.Маркс, конспектируя книгу Дж.Ст.Милля, определяет кредит как политэкономическое суждение относительно нравственности человека. Основанием выдачи кредита и условием его возврата выступают, помимо, естественно, материальной и юридической состоятельности кредитуемого, его моральные качества. «Все социальные добродетели бедного, всё содержание его жизнедеятельности, само его существование служат в глазах богатого залогом возвращения его капитала вместе с обычными процентами. Поэтому смерть бедного рассматривается кредитором как наихудшее зло. Это смерть его капитала вкупе с процентами»12. Здесь очень наглядно можно продемонстрировать, на наш взгляд, что физическое существование человека и его материальное существование различаются коренным образом. Физически этот человек существует как биологическая особь, в материальном же бытии он обусловлен всей системой социальных отношений, в которые включен и от которых зависит его физическое существование. Материальное бытие данного человека выступает олицетворением денег. «В кредите вместо металла или бумаги ПОСРЕДНИКОМ обмена стал сам ЧЕЛОВЕК, но не в качестве человека, а как БЫТИЕ ТОГО ИЛИ ИНОГО КАПИТАЛА и процентов… В кредитных отношениях не деньги упразднены человеком, а сам человек превратился в ДЕНЬГИ, или деньги ОБРЕЛИ в человеке своё ТЕЛО… Материей, телом ДЕНЕЖНОЙ души являются уже не деньги, не бумаги, а моё собственное личное бытие, моя плоть и кровь, моя общественная добродетель и репутация. Кредит вкладывает денежную стоимость уже не в деньги, а в человеческую плоть и в человеческое сердце»13.

Социальная система отношений в данном случае выступает конкретной формой реализации материального бытия человека, отличного от его физического бытия. В другом случае, скажем, в учении о биосфере, согласно В.И. Вернадскому, материальное бытие человека будет выступать в качестве элемента биосферы, т.е. элемента всего живого вещества Земли, которое, улавливая солнечную энергию, вместе с остальными живыми организмами трансформирует эту энергию в другие виды: электрическую, химическую, механическую, тепловую и т. д. Значит, при том, что физическое существование какого-либо тела будет одним и тем же, его материальное существование в то же самое время будет различным в зависимости от того, в какую систему отношений он включен или в какой системе отношений он рассматривается. Физическое существование какого-либо растения – это одно, а материальное его существование, или в качестве элемента биогеоценоза, или в качестве лекарственного препарата, или в качестве эстетического феномена и т.д., – это другое. Примеры можно множить. Суть дела, главное, заключается в том, что в исследовании материального бытия какого-либо объекта, которое является прежде всего делом теоретической, а не обыденно-практической мысли, мысль исследователя должна исходить из мира как целого и заняться детальным рассмотрением всей той системы отношений, внутри которой и благодаря которой складываются как физическое существование данного объекта, его качественное своеобразие и индивидуальное «лицо», так и его функциональное объективное «назначение», обусловленное включенностью объекта в эту систему отношений. Это различие материального и физического видов бытия и выделение именно материального бытия позволяет объяснить мир как конкретное и связанное целое, где взаимопереходы между качественно различными уровнями физической организации мира также обусловлены исследуемой тотальностью связей и теми конкретными механизмами, которые себя реализуют через непосредственное физическое существование тех или иных вещей, явлений или живых существ. Вот об этом и вел речь Ф.Энгельс, утверждая единство мира не через бытие (тождественное, опять подчеркнем, для него существованию), а через материальность, которая, совершенно справедливо, «доказывается не парой фокуснических фраз, а длинным и трудным развитием философии и естествознания»14. Везде, где наука и философия оперируют тотальностью бытия, миром как целым, они физическое существование того или иного тела рассматривают в контексте его материального существования.

Вот Д. Лукач пишет о том же самом, когда выделяет «проблемы взаимосвязи и различия трёх великих родов бытия (неорганической и органической природы и общества). Не поняв их взаимосвязь, их динамику, нельзя правильно сформулировать никакой истинно онтологический вопрос относительно общественного бытия, не говоря уж о том, чтобы прийти к такому решению этих вопросов, которое соответствовало бы характеру этого бытия»15. Об этом же, но в контексте своей философской системы, говорит Н. Гартман. «Познание опирается на другие части мира и встраивается в него», - пишет он и продолжает: «Ведь реальный мир в себе не прост, а очень разнообразно расслоен. В нем надстраиваются друг над другом четыре слоя бытия, нижний из которых всегда выступает опорой для высших. Самый нижний охватывает космос как совокупность всех физических образований, от атома до гигантских систем, о которых нам сообщает астрономия. Вторым является царство органического… Над организмом, опираясь на него, но совершенно от него отличный возвышается мир души, сознание с его актами и содержаниями. А над ним надстраивается духовная жизнь, которая раскрывается не в сознании отдельного человека, а образует общую сферу, процесс становления которой связывает поколения, перекидывает между ними мосты»16.

Материальное бытие, характерное, например, для органического мира, конечно, будет отличаться от материального бытия, свойственного общественному бытию, – по Д. Лукачу, или миру духа, – по Н. Гартману. Последний более определенно говорит о необходимости исследовать каждый слой бытия, разрабатывая свою специфическую систему категорий и предупреждает об опасности переноса категорий, уместных при анализе одного слоя бытия на другой слой бытия, где они уже исказят наличную картину действительности.

Обобщим вышесказанное. «Материальное бытие» – это понятие, задающее онтологическое основание при исследовании как физического, так и предметного существования чего-либо или кого-либо. Оно позволяет выходить за рамки констатации или внешнего рассмотрения простой, чувственно-очевидной физической наличности чего-либо, утверждая имманентную включенность последнего в ту тотальность связей и отношений, которая и обеспечивает специфику и интенсивность данного физического существования. Это понятие, во-вторых, фиксирует онтологический статус какого-либо явления, вещи, мира в целом, который и выступает постоянной основой для данности человеку явлений, вещей или мира в целом в форме предметности, т.е. в их предметном бытии. Предметное бытие, конечно, также характеризует систему связей и отношений, в которые включен исследуемый объект, но материальное бытие свидетельствует о ней как о том, что существует само по себе, тогда как предметное бытие фиксирует ее на том уровне и в той форме, которые наличны на данный момент научного и философского развития. Понятие «материальное бытие» имеет, таким образом, важное мировозренческо-методологическое значение, но оно же позволяет обнаружить внутреннюю противоречивость того онто-теологического подхода, внутри которого оно себя реализует. Дело в том, что материальное бытие – это бытие для другого и через другое, оно всегда относительно, условно и для своего собственного обоснования нуждается в каком-то дополнительном основании. А это, напомним, неизбежные издержки изначально принятого онто-теологического подхода к пониманию и толкованию мира. В одном случае, следуя эмпирической логике науки, мир превращается в некое гигантское саморазвивающееся целое, абсолютно безразличное к существованию и просто наличию любого из своих частных фрагментов, включая человека с его размышлениями и переживаниями по поводу мира. В другом случае, когда такое «безразличное текущее бытие», по выражению В.С.Соловьева, не устраивает, приходится признать над этим материальным миром некое нематериальное существо, чтобы объяснить и оправдать как существование и развитие самого мира как целого, так и наличие и положение человека в нем. «Связь человека с бытием темна, - пишет М Хайдеггер. – Тем не менее мы повсюду и постоянно находимся в этой связи, где бы и когда бы ни вступали в отношение к сущему. Когда и где могли бы мы – сами будучи сущим – НЕ вступать в отношения с сущим? Мы вступаем в отношения с сущим и держимся при этом связи с бытием. Только так сущее в целом нам опора и местопребывание. Это значит: мы стоим в различении сущего и бытия»17.

Проблему бытия, как видим, надо понимать иначе, не в логике субъектно-субстанциальной. Для этого иначе, не в этой логике, должен быть осмыслен и сам человек. Как зрение может видеть, а видимое может быть зримым благодаря свету, сам же свет не входит в поле непосредственного внимания зрячего, – так и бытие обеспечивает сущее в его существовании, а человек может понимать бытие, только выходя из причинно-следственного ряда объяснения мира и предметных действий в нем, объяснения, которое лежит в основе онто-теологического подхода к миру.

1. C убъективная реальность как целостная, многомерная, динамическая, биполярная структура. Единство модальностей «я» и «не-я»

Выяснение структуры субъективной реальности – весьма актуальный и вместе с тем чрезвычайно сложный вопрос, систематический анализ которого, к сожалению, пока еще не осуществлен в нашей философской литературе . Это отчасти обусловлено распространенным убеждением, будто данный вопрос является психологическим, а не философским. Несомненно, психологи имеют к нему прямое отношение, проводят соответствующие эмпирические исследования и пытаются осмыслить ряд его теоретических аспектов. Однако общетеоретические вопросы структуры индивидуального сознания, и прежде всего ценностно-смысловой структуры субъективной реальности, всегда составляли прерогативу философии. В последние десятилетия ее разработка интенсивно велась философами из лагеря феноменологов и экзистенциалистов, что требует специального критического анализа .

Ниже мы попытаемся наметить ряд общих и, как нам кажется, существенных характеристик структуры субъективной реальности, не претендуя на их полноту и концептуальную завершенность.

Как уже отмечалось, понятие субъективной реальности означает целостное образование, но также и любой отдельный его компонент. В последнем случае мы обычно говорим о явлении субъективной реальности. Целостность субъективной реальности выступает прежде всего как ее персональность , под которой понимается интегрированность внутреннего многообразия субъективной реальности данным уникальным «Я». Любое отдельное явление субъективной реальности, будь то мысль, восприятие или даже ощущение, всегда в какой-то степени опосредовано конкретным «Я», несет на себе его печать. Субъективная реальность есть исторически конкретная целостность, находящаяся в определенном пункте своей социально-биографической траектории. Это континуум, в котором происходит постоянное движение (в смысле изменения его «содержания» и векторов активности – наличных образов, мыслей, побуждений, волевых интенций и т.п.). Центральным интегрирующим и активирующим фактором этого целостного движения выступает наше «Я» . Все множество явлений субъективной реальности, развертывающихся как одновременно, так и последовательно, в той или иной степени «охватывается», организуется и в определенном смысле управляется нашим «Я», которое в свою очередь всегда в той или иной степени «проникнуто» их «содержанием». Лишь в патологии, в экстремальных ситуациях или в условиях прямого воздействия на соответствующие мозговые структуры возникают так называемые психические автоматизмы – переживания «чуждости» нашему «Я» отдельных компонентов субъективной реальности, их независимости от «Я», их навязанности как «не моего» .

Точнее, «Я», выступая в континууме субъективной реальности как одно из явлений (в ряду множества других), вместе с тем есть исходное и конечное явление субъективной реальности в том смысле, что оно «присутствует» в любом наличном ряду явлений субъективной реальности, «относится» к любому из них и таким образом выражает их связь, а в итоге - уникальную целостность данной субъективной реальности.

Всякий интервал субъективной реальности включает определенное «содержательное поле» и «Я». «Содержательное поле» как отражение тех или иных явлений действительности (в данном интервале) как бы внеположено «Я», противостоит ему, но в то же время «Я» так или иначе «входит» в это «содержательное поле»; последнее является его оперативным полем. В зависимости от конкретного «содержания» этого поля оперативные возможности «Я» могут быть весьма значительными или минимальными, но они всегда в той или иной степени реализуются, знаменуя интенциональность , активность сознательного акта.

Возьмем простой пример. Пусть доминирующим в «содержательном поле» данного интервала будет восприятие звездного неба или острая зубная боль. В обоих случаях «содержание» задано объективно реальными факторами и в этом смысле независимо от «Я». Но субъективный образ звездного неба или зубная боль присущи всегда конкретному человеку. Именно я вижу звездное небо, я испытываю зубную боль. Тем самым мое «Я» необходимо причастно данному «содержанию», в той или иной степени придает ему свои особенности и оперирует им. Ведь особенности переживаемой сейчас данным человеком картины звездного неба существенно обусловлены его знаниями, интересами, текущим эмоциональным состоянием и т.п. То же самое относится и к особенностям переживания зубной боли, хотя здесь оперативные возможности «Я» обычно минимальны. Однако люди по-разному переживают и «выносят» боль, по-разному стремятся избыть ее. Некоторые могут «отстранять» ее на периферию «содержательного поля», замещая его ядро другим «содержанием». Встречаются люди, способные подавлять боль, и в таких случаях оперативные возможности «Я» оказываются тоже очень большими.

Таким образом, «содержательное поле» несет в себе черты персональности , активности данного «Я». Попытки осмыслить интросубъективный план взаимоотношений «Я» и наличного «содержательного поля» выявляют их диалектически противоречивую связь, единство их внеположенности друг другу и взаимополагаемости . Антиномичность этой динамической структуры особенно резко проявляется в том, что особенности «Я» (по крайней мере, те или иные его аспекты, черты) могут выступать и, как правило, выступают в качестве «содержательного поля» (когда «Я» отображает, оценивает и регулирует себя), а значит, «содержательное поле» выступает в качестве «Я».

Здесь обнаруживается тонкая диалектика интросубъективных отношений, с трудом поддающаяся аналитическому описанию (крайне слабая разработанность проблемы и соответствующего научного языка вынуждает прибегать нередко к метафорическим средствам при попытках выделить и обозначить тот или иной момент структуры и динамики субъективной реальности).

Мы уже подчеркивали, что субъективная реальность как целостное образование существует лишь в единично-уникальной форме. Но это, разумеется, не означает отрицания ее инвариантности во многих отношениях. Ошибочно полагать, что наука не имеет доступа к индивидуально-неповторимому . Она способна описывать, объяснять и предсказывать индивидуально- неповторимое посредством множества его инвариантов, ибо в мире нет ничего абсолютно индивидуального и абсолютно неповторимого. Углубляющееся научное познание формирует все более прицельные инварианты, фиксирующие отдельные особенности единичного . Оперируя ими на эмпирическом и теоретическом уровнях, можно адекватно отобразить специфические черты существования и развития данного единичного как представителя данного (столь же уникального) класса. В противном случае единично-уникальное явно мистифицируется.

В принципе исследование субъективной реальности предполагает решение той же методологической задачи, которая встает при исследовании процесса роста березы или, скажем, поведения осьминогов, – нужно выделить адекватные инварианты (ибо березы и осьминоги существуют только в единично-уникальной форме; но то же можно сказать по крайней мере о всех явлениях живой природы, а может быть, и всякой дискретности вообще). При этом научное познание, оперируя наличными инвариантами и создавая новые , движется от абстрактного к конкретному. Вопрос в том, насколько адекватны такие инварианты и насколько результативно оперирование ими. Ниже мы попытаемся выделить некоторые общие характеристики и структурные инварианты субъективной реальности, преследуя самые скромные цели: начальное, эскизное и предположительное расчленение и структурирование этого сложного объекта.

Структуру субъективной реальности можно абстрактно характеризовать такими признаками. Она динамична (т.е. образующие ее компоненты и их связи пребывают в постоянном изменении; присущая ей форма упорядоченности и в этом смысле стабильности реализуется лишь путем непрестанно совершающихся локальных и глобальных изменений). Она многомерна (т.е. не является линейно упорядоченной, представляет собой единство многих динамических «измерений», каждое из которых выражает особое качество, несводимое к другому, обладающее своим способом упорядоченности, организации. Например, ценностное «измерение» структуры субъективной реальности хотя и связано неразрывно с ее действенно-волевым «измерением», однако не может быть сведено к нему, как и, наоборот, каждое из них представляет специфический регистр целостной организации субъективной реальности). Она биполярна (т.е. основные ее связи, интросубъективные отношения, определяющие целостность субъективной реальности, представляют единство противоположностей). Наконец, она может рассматриваться как самоорганизующаяся структура (ее целостность поддерживается, реализуется внутренними факторами, которые обеспечивают меру автономности локальных изменений и реконструкций, не нарушающих целостности).

Выделенные общие признаки диалектически взаимосвязаны, могут определяться друг через друга. Это означает, что динамичность многомерна, биполярна и выражает процесс самоорганизации, что биполярность динамична, многомерна и служит фактором самоорганизации, что многомерность динамична, биполярна и т.д. Тем самым глубже раскрывается содержание не только каждого признака, но и абстрактной характеристики структуры субъективной реальности в целом.

Следующий шаг анализа предполагает выявление и описание исходной, базисной структуры субъективной реальности. Она представляет собой, по нашему мнению, единство противоположных модальностей «Я» и «не-Я » . Их единство, взаимополагание выражает фундаментальное интросубъективное отношение, которое обнаруживается в каждом наличном интервале субъективной реальности, формирует его динамический смысловой каркас. Это было показано выше при рассмотрении соотносительности «Я» и «содержательного поля» во всяком конкретном интервале сознательного переживания.

Будучи взаимопротивопоставлен-ными , модальности «Я» и «не-Я » вместе с тем необходимо связаны, образуют динамический биполярный контур, в котором совершается движение «содержания» субъективной реальности. Это движение «содержания» есть процесс отражения объекта и одновременно ценностное отношение к отображаемому и управление самим движением «содержания».

В каждом интервале модальности «Я» и «не-Я » сохраняют свою определенность, несут специфическое «содержание». Причем в данном интервале может доминировать либо «содержание», принадлежащее модальности «Я» (когда в фокусе моего сознания находятся мои личностные особенности, когда я думаю о них), либо «содержание», принадлежащее модальности «не-Я » (когда мое внимание сконцентрировано на заинтересовавшем меня внешнем предмете, когда я поглощен какой-либо деятельностью).

Однако это же «содержание» способно изменять свою модальную принадлежность в другом «измерении», ибо «содержание», принадлежащее «Я» (т.е. отображающее свойства, особенности познающего, действующего, страдающего субъекта – мое отображение себя), становится для меня объектом познания и оценки, а следовательно, выступает как «не-Я »; но в этом случае модальность «Я», конечно, не устраняется, и нельзя сказать, что в данном интервале есть только модальность «не-Я »; биполярность и здесь непременно сохраняется, но «Я» уже изменяет свое «содержание». В том же отношении «содержание», принадлежащее «не-Я » (т.е. отображающее свойства, особенности других людей, внешних предметов, процессов), может переходить в модальность «Я», превращаться из «другого» в «свое», «усваиваться» данным «Я» в актах эмпатии , «очеловечения» яйлений природы, в игре, интериоризации опыта другого человека, в процессе освоения новой социальной роли и т.п.

В этом проявляется динамическая многомерность модальностей «Я» и «не-Я », каждая из которых в ином «измерении» или в ином интервале способна переходить в свою противоположность путем перемены модального знака переживаемого «содержания». Такого рода взаимопреобразования создают широчайшие возможности сознательного отображения и проектирования действительности (включая и саму субъективную реальность), освоения социального опыта, осуществления творческой деятельности.

Важно еще раз подчеркнуть, что постоянно совершающиеся взаимопереходы модальностей «Я» и «не-Я » не нарушают биполярной структуры субъективной реальности, единства этих противоположных модальностей во всяком наличном ее интервале. Каждая из них определяется лишь через противопоставление другой и соотнесение с ней. И если данное «содержание» переходит в другую модальность (например, из «Я» в «не-Я »), то оно замещается другим «содержанием», сохраняющим прежнюю модальность, без чего немыслимо наличие ее противоположности. Поэтому в самом общем виде «Я» есть то, что противополагается «не-Я » и соотносится с ним; и наоборот, «не-Я » есть то, что противополагается «Я» и соотносится с ним.

Эта взаимополагаемость (а,з начит , и неустранимость «Я») служила обычно основанием для субъективно-идеалистических выводов и для спекуляций в духе агностицизма. В таких случаях, однако, «не-Я » как явление субъективной реальности отождествлялось обычно с реальностью вообще и таким образом с самого начала – уже в исходной гносеологической установке – объективная реальность начисто устранялась. Но эта гносеологическая установка, замыкающая движение философской мысли в кругу абстракций, которые отображают лишь структуру субъективной реальности, оказывается при таком ходе мысли принципиально нерефлексируемой . В равной степени не рефлексируются и сами эти абстракции, совершенно исключается вопрос об их критическом анализе; то, что они обозначают, полагается как исходная, единственная и несомненная реальность.

Получается наивный онтологизм наизнанку – когда субъективная реальность берется в качестве объекта нашего знания, но при этом совершенно игнорируется проблема адекватности отображения объекта, устраняется необходимость гносеологической рефлексии, специального анализа тех познавательных средств, с помощью которых выделяется и описывается данный объект. Без этого же нельзя получить основательного знания не только о явлениях объективной реальности, но и о явлениях субъективной реальности.

Последовательный субъективный идеализм означает солипсизм, а такая философская концепция, сразу же заводящая в тупик, может быть в какой-то мере логически оформлена только на платформе радикального онтологизма , для которого «Я» (в такой же мере, как и производное от него «не-Я ») есть само по себе сущее, хотя и знаемое, но внепознавательное . Такого рода логическая несообразность, порождаемая радикальным (или детски наивным) онтологизмом , обнаруживается в основаниях любой субъективно-идеалистической концепции.

Модальности «Я» и «не-Я » нельзя выносить за пределы субъективной реальности, но в них и посредством их отображаются объективная действительность внешнего мира и самого человека, а также его внутренний мир как субъективная реальность. Отмечавшаяся выше способность данного «содержания» переходить из одной модальности в другую как раз и представляет выработанный в ходе социального развития диалектический механизм все более глубокого, активного отражения действительности, в том числе и ее «пробного», «предварительного», проектного преобразования в идеальном плане , т.е. в сфере субъективной реальности.

Недоразумения при истолковании понятий «Я» и «не-Я » нередко возникают из-за того, что «Я» связывается только с обозначением субъективной реальности, а «не-Я » понимается только как явление объективной реальности. Однако это неверно. Модальность «Я» может отображать не только явления субъективной реальности, но и объективно реальные социальные связи, действия и отношения личности. В свою очередь модальность «не-Я » способна отображать и «представлять» как явления объективной реальности, так и явления субъективной реальности (если они выступают в данном интервале как объект познания, оценки, управления).

Структура субъективной реальности раскрывается конкретнее, когда выясняются основные виды противопоставления (оппозиций) «Я» и «не-Я », когда отношения между ними приобретают содержательную определенность. Попытаемся выделить эти основные виды оппозиций, взяв в качестве системы отсчета модальность «Я».

Отношение «Я» к «не-Я » выступает как отношение «Я»; 1) к внешним предметам, факторам, процессам; 2) к собственному телу; 3) к самому себе; 4) к другому «Я» (другой личности); 5) к «Мы» (той социальной группе, общности, с которой субъект себя идентифицирует, к которой он себя причисляет); 6) к «Они» (к той социальной группе, общности, из которой субъект себя исключает, которой он себя противопоставляет); 7) к «Абсолюту» (Космосу, Богу, Природе, Бесконечному и т.п.).

Разумеется, этот перечень не претендует на полноту, но, как нам кажется, в первом приближении он охватывает основные виды «содержания», оформляемого модальностью «не-Я », а поэтому основные «измерения», в которых выступает и модальность «Я». Таким образом, раскрывается многомерность каждой из модальностей и вместе с тем многомерность фундаментальной структуры субъективной реальности, представленной их взаимополаганием , их диалектическим единством.

Более конкретное описание этой многомерности потребовало бы чрезвычайно сложного, многосту-пенчатого анализа. Ведь для того чтобы сравнительно полно раскрыть одно из выделенных отношений «Я», необходимо рассмотреть его не только само по себе, но и сквозь призму всех остальных. Так, нельзя понять отношение «Я» к самому себе (столь знакомое каждому из нас и столь жизненно значимое!), если оставить в тени отношение «Я» к предметному миру, к собственному телу, к другому «Я», к «Мы», к «Они», к «Абсолюту». Именно эти отношения образуют главные ценностно-смысловые узлы «содержания» нашего «Я», вне которых оно остается худосочной абстракцией. Поэтому каждое отношение, взятое в контексте остальных, отображает в себе целостную структуру субъективной реальности. Для иллюстрации этого мы попытаемся кратко рассмотреть отношение «Я» к самому себе. Но прежде необходимо выявить по крайней мере еще две биполярности в структуре субъективной реальности, которые имеют столь же принципиальное значение для ее понимания, как и единство модальностей «Я» и «не-Я ».

Патологическая дезинтеграция модальностей «Я» и «не-Я » проливает дополнительный свет на динамическую структуру субъективной реальности, позволяет выявить те сложнейшие интросубъективные отношения, связи, взаимопереходы , которые в норме «незаметны» или рефлексируются с большим трудом. В частности, некоторые патологические нарушения убедительно показывают, что отношение «Я» к самому себе существенно обусловлено отношением «Я» к предметному миру и к собственному телу. Это видно в тех случаях, когда явление дереализации , возникающее по различным причинам, влечет явление деперсонализации (чувство «потери собственного Я»). Последнее возникает как типичное следствие нарушения восприятия собственного тела, ибо отображения телесной организации образуют одно из базисных «измерений» модальности «Я», а, следовательно, выступают и в качестве «содержания», к которому оно постоянно относится как к своему «не-Я » .

Еще более отчетливо указанная зависимость проявляется в условиях сенсорной депривации и вообще при длительном пребывании человека в необычных для него условиях резкого снижения поступающей из внешнего мира информации. Такое «сплющивание», предельное обеднение текущего «содержания» модальности «не-Я » вызывает ненормальные отклонения и дезинтеграции в сфере модальности «Я» и отношения «Я» к самому себе .

Следует также хотя бы кратко сказать о существенных перестройках взаимосвязи модальностей «Я» и «не-Я » в случаях так называемых измененных состояний сознания , которые нельзя отнести к патологической деструкции, ибо они представляют собой эпизоды (иногда чрезвычайно значимые для личности!) нормального по сути своей самодвижения субъективной реальности. Мы имеем в виду такие разнообразные, плохо классифици-рованные феномены, как сновидения и просоночные состояния, изменения сознания в глубоких стадиях гипноза, необычные состояния сознания, вызванные медитацией или приемом некоторых фармакологических препаратов (например, ЛСД), состояния, возникающие в апогее вдохновения или любовного переживания, состояния религиозного экстаза и др. Для них характерна существенная деформированность структуры «текущего настоящего», взятой в ее основных биполярных «измерениях».

При сновидениях резко сокращается диапазон рефлексивности «содержания» модальностей «Я» и «не-Я », а также тормозится или прекращается динамика их переменного соотнесения (поэтому человек верит в то, что он видит или делает во сне). В глубоких гипнотических состояниях «содержа-ние » модальностей «Я» и «не-Я » сужается до пределов, задаваемых внушением гипнотизера, который определяет и границы рефлексивности этого «содержания», обычно крайне узкие; все остальное – арефлексивно . Подавляющее большинство диспози-циональных структур «отгорожено» от «текущего настоящего»; «содержание» «Я» может быть сведено до уровня «содержания» лишь одного его «другого Я» (когда, например, испытуемому внушили, что он великий художник, он стал вести себя в соответствии с этим своим «другим Я» – сообразно тому, насколько он знаком со смыслом «быть великим художником» и насколько это «содержание» «проигрывалось» ранее в его «другом Я» как ценность высокого ранга .

Особый интерес представляют структурные особенности «текущего настоящего» в тех интервалах субъективной реальности, которые можно было бы назвать сверхценными состояниями (апогей вдохновения, завершающий творческий акт, и т.п.). Вспомним Гёте: «Мгновенье, прекрасно ты, постой, продлись...» Эти состояния в противоположность будничному, зачастую «серому» сознанию образуют витальные пункты истории нашей субъективной реальности, которые «светят из прошлого» всю жизнь, поддерживая чувство ее оправданности и ее единства, несмотря на многочисленные зияющие «пустоты» прошлого (мы не рассматриваем здесь экстремальные по своей значимости переживания с отрицательным знаком, которые тоже имеют глубокий экзистенциальный смысл).

Эти вопросы заслуживают тщательного анализа, ибо они связаны с более глубоким пониманием многих важных социальных феноменов (как позитивных, так и негативных, например устойчивости религиозного сознания). Сверхценные состояния различаются по многим признакам: по социальной значимости и культурологическим особенностям, по ценностному рангу и характеру вызываемых ими последствий в структуре субъективной реальности и вообще по их «результату», источнику, длительности, воспроизводимости и т.д. Остановимся лишь на некоторых общих характеристиках.

В качестве сверхценного состояния «текущее настоящее» обнаруживает три типичных варианта структурных преобра зований .

1. Редукция модальности «Я» за счет непомерного «расши-рения » модальности «не-Я » – полная «захваченность » определенным «предметом» (которым, в частности, может быть и мое «другое Я»), самозабвение (например, в момент высшей творческой напряженности). И все же здесь нельзя говорить о полном исчезновении модальности «Я», она присутствует на периферии рефлексивного поля, предельно «истончена», но зато максимально активирована и «насыщена» в арефлексивном и диспозицио-нальном планах. Ретроспектив-но , в последующих интервалах это состояние переживается как чрезвычайная экзистенциальная полнота «содержания» и активности «Я».

2. Редукция модальности «не-Я » за счет сплошного заполнения рефлексивного поля «содержанием» модальности «Я» - инозабвение (при некоторых экстатических состояниях , в апогее силь-нейших сексуальных пережи-ваний и т.п.). Здесь, однако, также нельзя говорить о полном отсутствии модально-сти «не-Я », она прослеживается на границе рефлексивного и арефлексивного , актуального и диспозиционального , является чрезвычайно «насыщенной» и «значимой» за этой границей. Ретроспективно это состояние переживается как исключитель-ная экзистенциальная полнота «содержания» модальности «не-Я ».

3.Редукция обеих модально-стей , как бы их слияние, утрата сколько-нибудь заметной выде-ленности той или другой в данном «текущем настоящем» (нечто подобное мы переживаем в так называемых просоночных состояниях, не обладающих, однако, качеством сверхценности ). Наиболее яркие примеры этого описываются приверженцами восточных медитативных практик (йоги, дзэн-буддизма и др.). Подчеркнем, что их опыт может и должен рассмат-риваться в научных целях, независимо от их религиозных установок, т.е. как факт субъективной реальности, как особое, вызываемое опреде-ленными приемами сверхцен-ное состояние, которое, кстати, имеет многочисленные аналоги за пределами медитативной практики, например в некоторых эстетических переживаниях .

Основательный феноменологиче-ский анализ этих состояний весьма актуален во многих отношениях (в плане более эффективной критики мистицизма и т.д.). Наиболее выраженное состояние такого рода, достигаемое методами Дзэн, именуется «абсолютным самадхи ». Оно характеризуется как «необыкновенная тишина ума», «чистейшее существова-ние », «чистейшее переживание» (в смысле освобожденности «текущего настоящего» от каких-либо конкретных предметных «содержаний» и вообще от «содержания», которое могло бы быть определенно отнесено к модальности «Я» или «не-Я »),

Но это не есть абсолютная «пустота»; здесь налицо некое предельно «абстрактное содержание», так или иначе отображающее существование внешнего мира и человека, т.е. объективной и субъективной реальности. Мастера Дзэн обычно отмечают, что в подлинном самадхи сохраняется «бдительность», что «Я», по их словам, «нет на сцене, но оно бодрствует внутри» . Таким образом, и в этом состоянии мы находим обе модальности, но лишь на границе рефлексивного и арефлексивного , актуального и диспозиционального . Ретроспективно это состояние переживается как «просветление».

Во всех трех вариантах указанных выше структурных преобразований налицо феномен «остановки настоящего », имеющий, правда, в каждом случае свои особенности. Суть его, однако, в том, что данное «текущее настоящее» как бы приостанавливает свое движение, «застывает», становится как бы вневременным . В обычных состояниях сознания «настоя-щее » непрестанно «ускользает», в каждое мгновение его «уже нет», и чувство нашего существования опирается на «прошлое» и «будущее». В условиях же описанных структурных преобразований оно «еще есть», и это скорее всего и создает качество сверхценного состояния, чувство особой полноты и значимости нашего существования в данном интервале «текущего настоящего», т.е. такого отношения «Я» к самому себе, в котором оно как бы действительно обретает самого себя, как бы достигает желанного нераздельного тождества с самим собой.

Важно еще раз подчеркнуть, что отношения «Я» к самому себе так или иначе эксплицируют многомерную структуру субъективной реальности. Но это значит, что такого рода отношения, развертывающиеся акту-ально и формируемые диспозиции-онально , отражают прежде всего существующую структуру социальных отношений, ибо отношение «Я» к своему «Ты» проявляется через отношение его к другим «Я», к «Мы» и к «Они». Иначе говоря, «Ты» (мое «другое Я») непременно выражает общечеловеческие, классовые, нацио-нальные , групповые определенности данного уникального «Я», представляет собой в каждом случае персонализованный способ бытия ценностных нормативов данного общества, данной культуры, выступает как проявление социальных ролей (причем не только реально осуществляемых личностью, но и воображаемых, «примеряемых» к себе).

По справедливому выражению И. С. Кона, «человеческое «Я» есть единство во множественности» . Эта множественность раскрывается актуально и представлена диспозиционально именно как множественность отношений «Я» к самому себе, и они реализуются прежде всего в инвариантных социально-культурных формах, которые образуют ценностно - смысловой каркас субъективной реальности и, следовательно, «Я». Это важнейшее структурное «измерение» субъективной реальности хорошо раскрыто И. С. Коном .

Вместе с тем актуально осуществляющееся отношение «Я» к самому себе наряду с социально-культурной нормативностью проявляет и свой личностно-экзистенциальный план, ибо мое «другое Я» несет в своем «содержании» не только некоторый социально-культурный инвариант, но и нечто неповторимо свое как текущее переживание особенностей своего индивидуального существования. Социально-нормативное и личностно-экзистенциальное здесь неразрывны. Точнее, в моем «Я», эксплицирующим себя через множество моих «других Я» (а следовательно, и в моих «других Я»), социально-нормативное проявляется в форме личностно-экзистенциального, в которой оно может «упрощаться» или «усложняться», отчасти варьировать и «мутировать »; и здесь таится источник ценностно-смысловых новообразова-ний , которые потом могут обрести социально-нормативный статус.

В свою очередь личностно-экзистенциальное непременно проявляется в социально-нормативной форме. В этом выражается могучая власть господствующих в данном обществе, в данной социальной среде норм, ценностей и смыслов над каждым «Я», ибо они формируют «содержание» и направленность основных экспликаций данного «Я» в качестве своих «других Я», т.е. ценностные ориентиры, потребности, желания, упования, интересы, цели, идеалы личности. Но эта власть не является все же абсолютной, так как личность есть активное, само-сознательное существо, способное познавать социальную действитель-ность и самое себя, совершать выбор и переоценку ценностей. Здесь обнаруживается глубокая диалек-тическая связь социально-нормативного и личностно-экзистенциального, которая может быть основательно осмыслена лишь в контексте анализа социальной деятельности и взаимообусловленности общественного и индивидуального сознания. Некоторые вопросы этой проблематики будут нами рассмотрены далее.

Сейчас нам хотелось бы отметить еще один важный аспект отношения «Я» к самому себе, который отражает динамику ценностной структуры субъективной реальности в целом. Всякое мое «другое Я» есть персонализованная ценность, есть, по сути, ценностная интенция моего «Я». Это то, что полагается мной как хорошее или плохое, доброе, справедливое или наоборот и т.д., это то, чем бы я хотел обладать, чего хотел бы достичь и т.п. (зачастую это то, чем обладают и чего достигли или достигали другие). Многоликость моего «другого Я» есть выражение многообразия ценностных интенций «Я», которые должны быть определенным образом упорядочены, чтобы сохранялось его единство. И здесь мы видим двумерную упорядоченность: иерархическую и рядоположенную (когда ценности не различаются четко по рангу, выступают как одноуровневые). Иерархическую организацию ценностных интенций можно образно представить в виде слегка усеченного конуса. Чем выше ранг ценностей, тем их меньше. На высших уровнях этого «конуса» есть свои рядоположенности , но их число нарастает по мере движения вниз.

Мы рассматриваем в данном случае чисто формальный аспект организации ценностных интенций, отвлекаясь от того, что именно «располагается» наверху, какова подлинная социальная значимость высших ценностных интенций данного «Я». Нам важно выяснить общие черты этой динамической организации, хотя следующий шаг анализа должен состоять, конечно, в том, чтобы определить социальный масштаб и критерии подлинно высших ценностей (ибо высшими, доминирующими ценностными интенциями данного «Я» могут выступать и самые гнусные , низменные или просто ничтожные по своему «содержанию» интенции). Но это составляет специальную задачу, нас же интересуют основные варианты из- менения и деформации структуры ценностных интенций «Я», которые фиксируются диспозиционально , но актуально проявляются во множестве своих «других Я».

Как правило, верхний уровень «конуса» более стабилен; чем ниже уровень, тем он более динамичен и переменчив по кон- кретному «содержанию» ценностей. В условиях резкого увеличения числа ценностных интенций низшего уровня, их непомерного «расползания» вершина «конуса» как бы опускается, «проседает», иерархический контур деформируется, высшие ценностные интенции «снижаются», их управляющая функция по отношению к интенциям низшего ранга сильно ослабевает либо утрачивается во многих отношениях вовсе. Нарушается динамическое единство центрации и децентрации «Я». Тенденция децентрации прогрессирует, что приводит к феномену децентрированного «Я» (блуждающего в себе и вне себя – в джунглях вещей, неподлинных потребностей и малоценных коммуникаций). При этом «Я» сохраняет свое единство за счет усиления связей рядоположенных ценностных интенций, что отличает его от патологически децентри-рованного «Я».

Антиподом этого феномена является суперцентрированное «Я» , для которого характерна жесткая иерар-хическая организация ценностных интенций, имеющая вид неусеченного конуса; динамизм этой структуры минимален, т.е. естественная тенденция к децентрации выражена крайне слабо или вовсе не прослеживается; высшие интенции сведены нередко к одной- единственной. «Он знал одной лишь думы власть, одну, но пламенную страсть» – эти поэтические строки хорошо передают суть суперцентрированного «Я», но взятые вне контекста они могут выражать не только трагический, возвышенно-героический и вообще высокозначимый общественный смысл, но и траги-комический , и просто комический, и низменно-эгоистический смысл (в случае, например, современного скупого рыцаря и т.п.).

Высшая интенция суперцентриро-ванного «Я» определяется «содержа-нием » конкретной сверхценной идеи (термин, принятый в психиатрии, но употребляемый также для обозначения «нормальной одержимости» художника, ученого, политического борца и т.д.) . Если децентрирован-ное «Я» может полагать актуально в качестве своего «другого Я» что угодно – и в этом проявляется его ситуативность и «всевместимость », то суперцентрированное «Я» актуально полагает в качестве своего «другого Я» только то, что связано с «содержанием» сверхценной идеи, и в этом смысле оно целеустремлено и «сужено» (подобные свойства особенно остро проявляются при патологически суперцентрирован-ном «Я», когда сверхценная идея носит бредовый характер, не поддается никаким коррекциям, фокусирует в себе любое «содержание» и приобретает безраздельное господство над мышлением и поведением больного).

Между приведенными двумя крайними вариантами находятся различные градации центрированности и децентрированности «Я» (см ., например, ), учет которых важен для понимания всевозможных эволюций ценностной структуры субъективной реальности.

2. Формальный параметр означает, что всякое явление субъективной реальности выступает в определенной форме, ибо содержание всегда так или иначе оформлено. Содержательное многообразие явлений субъективной реальности есть вместе с тем и многообразие их форм, хотя первое образует гораздо более широкий диапазон, чем второе. Одна и та же форма способна нести в себе различное содержание. Когда мы говорим, например, о восприятии, то имеем в виду определенную форму существования самых разнообразных по своему содержанию чувственных образов. Но эта форма, конечно, не может адекватно воплощать в себе любое содержание (скажем, такое, которое обозначается термином «энергия квазара» или термином «закон»). Отсюда проблема многообразия форм существования и «движения» явлений субъективной реальности. Подобно тому как Ф. Энгельс характеризовал «формы движения мышления, т.е. различные формы суждений и умозаключений» , можно выделить основные формы, в которых представлено содержание субъективной реальности и в которых осуществляется его движение, преобразование.

Эти формы в той или иной степени отображаются средствами обыденного языка, в котором аккумулирован многовековой опыт самопознания человека. Однако их четкое описание и систематизация, а тем более попытки их теоретического упорядочения вызывают большие трудности. Научное описание этих форм, осуществляемое главным образом психологией, идет в русле тех формальных дискретизаций, которые сложились в обыденном языке (и которые в их содержательной наполненности тонко и многообразно выражались в художественной литературе).

Так, психология выделяет эмоции, ощущения, восприятия, представления, понятия, желания, волевое устремление и т.п., воображение, фантазию, мечту, разнообразные формы эстетических и этических переживаний; гораздо реже ее объектом выступают надежда, вера, любовь и другие сложные формы. Впрочем, даже сравнительно простые формы, такие, как эмоция или восприятие, подразделяются на множество видов и подвидов. Ведь радость, печаль, гнев, страх, удивление, недовольство и другие эмоции аналогичного порядка тоже представляют собой формы, каждая из которых может нести в себе и выражать разнообразное конкретное содержание.

Возникает задача разработки своего рода таксономии форм существования и движения явлений субъективной реальности, задача весьма актуальная в практическом и теоретическом отношениях, в частности в плане углубления современных гносеологических исследований, которые ограничиваются нередко лишь сферой чувственного и рационального, оставляя за скобками все остальное. Такого рода таксономия, или, если назвать суть дела точнее, феноменология , разрабатываемая с материалистических позиций, должна в идеале охватывать весь основной спектр формальных дискретизаций – от так называемых соматических субъективных отображений (боли, тошноты, жажды и т.д.) до высших форм организации содержания субъективной реальности (этических, эстетических, философских, политических убеждений и т.д.).

Таким образом, формальный параметр, указывая на одно из необходимых определений субъек-тивной реальности, требует описания данной формы самой по себе, в отвлечении от наполняющего ее содержания, и потому ставит специальную познавательную задачу, связанную с разработкой методов анализа, описания и систематизации форм существования и движения явлений субъективной реальности .

3.Истинностный параметр характеризует всякое явление субъективной реальности со стороны адекватности отображения в нем соответствующего объекта действительности. Это отображение является истинным или ложным, правильным или неправильным; оно может быть в той или иной степени, в тех или иных отношениях адекватным и неадекватным. В ряде случаев мы затрудняемся определить даже степень адекватности или неадекватности отображения и тогда говорим о его неопределенности. Но и тут мы не выходим за пределы истинностного параметра. Хотя человек нередко является плохим судьей собственных мыслей, текущих субъективных переживаний с точки зрения их истинности, адекватности отображения в них действительности, на самом деле они всегда непременно обладают этим параметром, являются в той или иной степени, в тех или иных моментах истинными, верными, адекватными либо наоборот.

Субъективная реальность содержит фундаментальную установку на истинность и правоту, которая функционирует диспозиционально и, как правило, арефлексивно , т.е. мы все время «настроены» на достижение адекватного знания о том, что стимулирует интерес и познавательную деятельность. Ее результаты соотносятся с некоторым набором внутренних критериев «истинности», «правильности», в роли которых выступают своего рода интегралы нашего опыта, усвоенные принципы, правила, нормы, символы веры, а также ряд других с трудом поддающихся описанию ценностных факторов.

В процессе такого соотнесения возникает субъективная уверенность, некое чувство «истинности», «верности», «правоты» или, наоборот, субъективная неуверенность и противоположное чувство «ложности» и т.п. (здесь возможны, впрочем, самые разнообразные нюансы). Эти внутренние санкционирующие механизмы, весьма далекие от совершенства, производят отбор и закрепляют в качестве «правильных», «истинных» не только действительно адекватные результаты, но и самые нелепые, превратные, ложные представления.

Вопрос об истинности и адекват-ности решается, конечно, не столько в сфере данной субъективной реально-сти , сколько за ее пределами – в межличностных коммуникациях, в социальной деятельности, в практике. Однако хотелось бы подчеркнуть два момента. Субъективные санкциони-рующие механизмы заслуживают пристального психологического и гносеологического анализа в целях более глубокого понимания содержательных новообразований, совершающихся в ходе познавательной деятельности. Даже истинные идеи и теории, которые явились эпохальными завоеваниями культуры, прежде чем обрели межличностный, а затем надличностный статус, должны были возникнуть в сфере данной субъективной реальности и пройти в ней первичную «проверку» и шлифовку.

Таким образом, данный параметр, фиксируя личностный уровень адекватности (неадекватности) отражения, знания, указывает на его обусловленность межличностным и надличностным уровнями знания и в конечном счете на диалектическую взаимообусловленность всех трех уровней с учетом «первичности» творческих новообразований, возникающих на личностном уровне. Этот параметр акцентирует преимущественно гносеологический план проблемы идеального .

4. Ценностный параметр означает, что всякое явление субъективной реальности есть не только отображение объекта, но и отношение к нему; точнее, это такое отображение, которое содержит отношение к нему субъекта, несет в себе определенную значимость для данной личности. Ценностное «измерение», необходимо присущее в той или иной степени явлениям субъективной реальности, представляет особое качество, несводимое к другим «измерениям», например к истинностному. Хорошо известно, что ложные представления могут иметь для личности исключительно высокую значимость, а истинные – крайне низкую положительную или даже отрицательную значимость.

В этом отношении ценностный параметр, как и истинностный, включает два полюса, один из которых выражает положительное, а другой – отрицательное значение. Выше мы уже подробно обсуждали ценностное «измерение» субъективной реальности. Поэтому здесь остается только еще раз подчеркнуть, что данный параметр акцентирует аксиологический план проблемы идеального .

5. Деятельно-волевой параметр характеризует всякое явление субъективной реальности со стороны вектора активности , выражает то «измерение» субъективной реальности, которое можно обозначить как проекцию в будущее и целеустремленность, как действенный, волеизъявительный и творчески-полагающий факторы. Эти факторы так или иначе проявляются в любом интервале «текущего настоящего» и, следовательно, в каждом явлении субъективной реальности. Они выражают особое качество, которое не может быть замещено ни одним из указанных выше параметров, хотя и предполагает их «присутствие». На языке психологии это качество описывается в разных плоскостях посредством таких терминов, как «желание», «стремление», «целеполагание », «волевое усилие», «умственное действие», «внутренний выбор» и т.д. Суть его можно кратко выразить как активность в широком смысле, включающую и ее высшее проявление – творческую активность.

Деятельно-волевой параметр позволяет рассматривать активность в ее саморазвитии как процесс новообразований, включающий существенные изменения ее направленности и способов реализации, как возможность становления ее все более высоких форм. Тем самым выдвигается задача разработки адекватных средств описания и объяснения этого важнейшего «измерения» субъективной реальности, вне которого не может быть понята самореализация личности как ответственного субъекта социальной деятельности. Поэтому данный параметр акцентирует праксеологический план проблемы идеального .

Подчеркнем еще раз, что любое актуально взятое явление субъективной реальности представляет собой не что иное, как «текущее настоящее» (пусть в его минимальном интервале). В силу этого оно необходимо обнаруживает каждый из пяти выделенных нами параметров, хотя в конкретных случаях один из них может быть выражен ярче, а другой – слабее. Эти параметры органически связаны. Несмотря на то, что они дают возможность аналитического описания, которое позволяет отвлекаться от рассмотрения целостной системы субъективной реальности, последняя характеризуется ими в такой же мере, как и всякое отдельно взятое явление субъективной реальности.

Мы отдаем себе полный отчет в том, что предпринятая в настоящей главе попытка выяснения структуры субъективной реальности носит пропедевтический характер и ее можно оценивать как призыв к дальнейшим, более основательным исследованиям этой чрезвычайно актуальной и сложной проблемы.

Отправить свою хорошую работу в базу знаний просто. Используйте форму, расположенную ниже

Студенты, аспиранты, молодые ученые, использующие базу знаний в своей учебе и работе, будут вам очень благодарны.

Размещено на http://www.allbest.ru/

Уфимский государственный

авиационный технический университет

Кафедра ГиСЭД

КОНТРОЛЬНАЯ РАБОТА

ПО ФИЛОСОФИИ

Выполнил:

студент гр. ПИЭз 102

Хакимов И.С.

Проверил:

ст. преподаватель

Н.А. ШАНГАРЕЕВ

Ишимбай - 2007

Модели социальных процессов.

2. Реальность объективная и субъективная. Объективность идеального. Материя как объективная реальность.

3. Формы общественного сознания, их характеристика, соотношение и взаимосвязь. Критерии выделения форм общественного сознания.

4. Система и метод философии Г.Гегеля.

5. Бессознательное как психический феномен (по Д.Юму). Структура бессознательного.

6. Термины: диалектическое отрицание, духовное производство, жизнь, научный закон, человек.

социальный бессознательный психический гегель

1. Понятие социального времени

4. Идеальное

5. Формы общественного сознания, их характеристика, соотношение и взаимосвязь. Критерии выделения форм общественного сознания

6. Система и метод философии Г. Гегеля

7. Бессознательное как психический феномен

8. Структура Бессознательного

9. Термины

9.1 Диалектическое отрицание

9.2 Духовное производство

9.4 Научный закон

9.5 Человек

Список использованной литературы

1. Понятие социального времени

В советской философской и социологической литературе "социальное время" тало употребляться в субъективистском смысле и, конечно, в полном отрыве от летоисчисления. Началось это поветрие в 60-е годы. Так, например, в "Вопросах философии" в 1969 г. было приведено весьма характерное для этого направления мысли высказывание: "время в первобытном обществе... либо не движется, либо движется по кругу". Историк А. Гурвич применил это понятие в том же смысле в отношении средневековья. Это поветрие не прошло незамеченным и вызвало тогда же обоснованные возражения. Так, например, в учебнике для философских факультетов (1973 г.) мы сочли необходимым отметить неравномерность хода истории во времени, различную "плотность событий" в разные периоды истории отдельных стран и мира в целом как своеобразно истолкованный источник указанного представления.

Неравномерность в плотности исторических событий общепризнана. Так, К. Марксом было замечено, что есть великие дни, "концентрирующие в себе по 20 лет", а, наряду с ними, есть сравнительно длительные периоды малозаметных изменений, которые могут непосвященному взгляду казаться "застывшим временем". Цикличность смены поколений при устоявшемся способе добывания средств к жизни и чрезвычайной устойчивости норм поведения в первобытном племени как раз и нашла выражение в приведенном выше высказывании о "времени, движущемуся по кругу".

Философская основа субъективистского толкования "социального времени" в рассмотренном смысле достаточно очевидна: восприятие людьми времени смешивается с реальным историческим временем.

При более тщательном анализе социологической литературы, следует указать на два источника введения в социологию понятия "социального времени". Кроме упомянутой выше неравномерности хода исторических процессов во времени, в качестве источника использовались исследования бюджетов времени различных категорий населения, в которых было принято делить время суток на "рабочее время" и время, отведенное для развлечений, учебы, сна и пр. В книге Г. Зборовского, специально посвященной проблеме социального пространства и социального времени, была сделана попытка объединить оба отмеченных представления о "социальном времени" с позиций субъективизма. Для данного автора "социальное время" это, с одной стороны, "взаимосвязь ряда элементов (рабочее, нерабочее, свободное)..."; с другой - причинная связь между деятельностью человека и временем оказывается "перевернута": "деятельность человека обусловлена особенностями и структурой социального времени". Последний тезис автор применяет и к ходу исторических событий.

В итоге причина и следствие оказываются перевернуты. Получается, что некая, таинственно изменяющаяся "структура социального времени" обусловливает как особенности деятельности людей на протяжении суток (или другого временного интервала), так и ход событий в данный период истории того или иного народа.

Несколько иным образом конструируется в социологии "социальное пространство".

Здесь имеются два основных варианта. Первый применяется теми авторами, которые желают воспользоваться аналогией с теорией относительности, предполагает "разложение" социального пространства именно на три составляющих - по аналогии с реальным пространством. Поскольку под социальным пространством подразумевается пространство человеческой деятельности, то этими составляющими чаще всего оказываются экономика, политика и культура. Второй вариант связан с использованием представлений математики о многомерном пространстве и физики - о "физических полях", например, электромагнитном (которое особенно "удобно", так как источниками, возбуждающими вокруг себя волны, могут быть как положительные, так и отрицательные заряды), гравитационном и т.д. Центрами, субъектами деятельности в обществе являются те или иные объединения людей, а, в конечном счете, - индивиды. Общество предстает с этих позиций как "социальное пространство", центрами действия, источниками энергии в котором выступают одаренные сознанием и волей люди, а взаимодействие между людьми уподобляется взаимодействию зарядов в создаваемом ими поле, коим выступает общество.

Аналогия общества с физическим полем или их совокупностью таит в себе неограниченные возможности для фантазии, а с принятым в математике "многомерным пространством" - дает возможность уподоблять общество "многомерному социальному пространству". В качестве измерений этого пространства обычно выбираются те или иные области (стороны) человеческой деятельности, которые представляются данному автору наиболее существенными. Поскольку связи между людьми многообразны, переплетаются и пересекаются, используется (например, Кастельсом, на которого неоднократно ссылается Семашко) представление о "сетевом обществе", заимствованное из экономической науки.

Доведенное до логического конца представление о "социальном пространстве" сводится к отрицанию каких-либо закономерностей в обществе, поскольку каждый человек, который якобы, свободен в своих действиях, является "точкой" сетевого социального пространства; в результате жизнь общества предстает как бесконечная сеть отдельных поступков отдельных индивидов, обладающих свободой воли и действия. Поскольку же выдающиеся люди оказывают мощное влияние на других людей, то история оказывается историей великих личностей, а социология, как наука, тем самым, становится излишней. Остановимся на первом варианте трактовки "социального пространства", поскольку именно он используется Л. Семашко, который дает трем социальным пространственным координатам свою собственную интерпретацию (о чем далее).

Прежде чем перейти к детальному анализу построений этого автора, следует указать на полную научную несостоятельность использования представлений частной теории относительности для конструирования "социального четырехмерного пространства". Как известно, все эффекты, предсказанные этой теорией (тысячи раз проверенные астрономии и физикой), начинают ощутимо сказываться при скоростях движения тел, приближающихся к скорости света в вакууме - 300 тыс. км в секунду; эта физическая константа обозначается буквой "с". Но все и всякие действия людей ограничены их физической природой и происходят в пределах скоростей, чрезвычайно далеких от предельной. Физика это выражает точной формулой:

Т и t обозначают показания часов в двух телах, движущихся друг относительно друга прямолинейно и равномерно со скоростью "v". Когда частное от деления квадрата скорости движения тела относительно наблюдателя "v" на квадрат скорости света "с" становится бесконечно малой, поправки, вносимые механикой Эйнштейна в механику Ньютона, становятся бесконечно малыми величинами, которыми можно пренебречь, или, попросту говоря, Т = t. Стало быть, ссылки на теорию относительности в социологии становятся этакой финтифлюшкой, прицепленной к названию изобретаемой социологической теории для "пущей важности", для привлечения внимания публики, для придания своим построениям убедительности. На деле речь может идти по упомянутой выше причине только об аналогии с классическим, ньютоновским пониманием пространства и времени.

Насколько данная аналогия надуманна и неубедительна, наглядно свидетельствует статья Л. Семашко. Автор так формулирует "первую аксиому СПВ: социальное пространство-время так же четырехмерно, как и физическое пространство-время, представляя три пространственных и одну временную координату" ... "координатами социального пространства являются ресурсы, процессы, структуры общества, а координату социального времени составляют состояния развития общества". Нелепость этого построения бросается в глаза: процессы отнесены к пространственным координатам, а "состояния развития" к временной координате. Но процессы при любом их истолковании суть не что иное, как совершающиеся во времени процессы, суть которых - изменение состояний объекта.

При более внимательном ознакомлении со статьей можно найти оговорки, призванные исправить эту нелепость. Так, автор утверждает, что все "координаты социального континуума независимы/зависимы" (т.е. одновременно независимы и зависимы). Но вскоре эта оговорка забывается, на следующей странице можно прочесть, что координаты ресурсов, процессов, структур являются "по преимуществу синхроничными целостностями, а состояния являются по преимуществу диахроничными целостностями" .

Не вдаваясь в подробности дальнейшего изложения основ "тетрасоциологии", заметим несостоятельность причисления процессов к "синхроническим структурам", поскольку процессы развиваются во времени, а автору угодно уподобить фактору времени состояния, привязывая диахронизм именно и только к состояниям. Внутренне противоречие (отнюдь не диалектическое) немедленно дает о себе знать: "ресурсы составляют социальную статику, процессы - социальную динамику, структуры - социальную структуратику... состояния - социальную генетику" (там же). Итак, динамику, равно как и процессы, автору угодно зачислять в ряд синхронических, т.е. сравнительно устойчивых, относительно "равнодушных" к ходу времени явлений, не определяющих смену состояний, отождествляемых автором с диахронизмом. Вся эта путаница легко устраняется признанием развития всех перечисленных автором факторов развивающимися во времени; это касается и ресурсов, поскольку они становятся реальными лишь тогда, когда в них возникает общественная потребность, и они начинают использоваться, опять же во времени.

Автор подчас "вкрапляет" в свою достаточно сложную и совершенно искусственную схему отдельные разумные положения. Например, "социальная динамика" (которую он сводит почему-то только к воспроизводству природных ресурсов, ибо люди попадают в "социальную статику") раскрывается им также как производство, распределение, обмен, потребление. Распутывать его схему целиком мы предоставляем тем, кто готов принять "тетрасоциологию" всерьез. Нам же достаточно установить, что и эта попытка использования достижений естествознания путем искусственной, рассчитанной на внешний эффект трансляции его теорий на социологию, оказывается занятием не только бесплодным, но и не безвредным, поскольку уводит в сторону от решения реальных проблем нашей науки.

Что касается социальной структуры, то она строится Л. Семашко по принципу "вокруг четверки", чтоб соответствовать названию "новой" социологии - "тетрасоциология". Выше уже упоминалось о четырех "координатах": ресурсы, процессы, структуры, состояния развития. В дальнейшем каждая "координата" социального четырехмерного пространства конкретизируется, в свою очередь, четырьмя "компонентами": "социальная статика ресурса-компонента: люди, информация, организация, вещи; "социальная динамика": производство, распределение, обмен, потребление; "социальная структуратика" - социальная, информационная, организационная, техническая; наконец, социальная генетика предполагает четыре состояния общественного развития - гармонию, замедление, упадок, гибель.

Средневековые поэмы, в т.ч. "Божественная комедия" Данте, писались терцинами, поскольку именно три считалось "божественным" числом - в соответствии с тремя ипостасями бога: бога-отца, бога-сына и божественного (святого) духа. Л. Семашко обожествляет число четыре, нимало не заботясь о внутренней логике построения "тетрасоциологии", а тем самым о внутренней логике создаваемой на основе этой теории модели социальной структуры общества. Его статья может служить примером современной схоластики, нашедшей применение в социологии под благородным флагом распространения частной теории относительности на совершенно иную по характеру и методам исследования область знания.

2. Модели социальных процессов

Повышение темпов изменений современного общества, возрастающая роль научно-технического прогресса ведут к значительному усложнению социальной реальности. Бурные социально-политические события конца XX века оказались для социологов неожиданными, многие из них до сих пор не получили удовлетворительного объяснения. Все это делает изучение проблем социальной динамики одной из наиболее актуальных задач современной социологической науки.

С процессом построения моделей мы знакомимся еще в школе, решая задачи по физике и математике. Моделирование начинается с анализа проблемы, сформулированной в тексте задачи. Мы пытаемся вникнуть в смысл отдельных предложений, понять их взаимосвязи. Затем записываем задачу на языке математических символов, определяем множество переменных и строим систему знаковых соотношений (уравнений и неравенств).

Процесс составления уравнений полезен уже тем, что позволяет глубже вникнуть в проблему, выявляя логические взаимосвязи. Для каждой задачи, как правило, можно составить несколько различных систем уравнений, т.е. построить несколько моделей.

Выбрав простую, лаконичную модель, мы анализируем ее, используя математический инструментарий (знания, накопленные в области исследования систем линейных или нелинейных уравнений и неравенств). Получив решение задачи, можно оценить, какое влияние на моделируемый процесс оказывает то или иное изменение исходных факторов.

Построенная модель обеспечивает существенное сжатие информации, но при этом какие-то грани изучаемого процесса отбрасываются как несущественные. Укоренившееся со школьных лет представление о том, что модель может быть только математической, глубоко ошибочно. Модель может быть сформулирована и на естественном языке. В любом случае модель проще, в некотором смысле "грубее" изучаемого явления, но зато одну и ту же модель можно использовать для описания широкого класса явлений.

Под моделью (от лат. modulus - мера, образец, норма) в широком смысле в науке принято понимать аналог, «заместитель» оригинала (фрагмента действительности), который при определенных условиях воспроизводит интересующие исследователя свойства оригинала.

К недостаткам термина "модель" следует отнести его многозначность. В словарях приводится до восьми различных значений, из которых в научной литературе наиболее распространены два:

модель как аналог объекта;

модель как образец.

В качестве примера рассмотрим следующее предложение: "Построение моделей данного типа должно стать моделью проведения исследований". В этой фразе модель упоминается сначала как аналог, заместитель реальности, а затем то же слово означает образец для подражания. Конкретный смысл термина обычно ясен из контекста, но в данной книге слово модель будет использоваться только в первом значении.

М.Вартофский рассматривает модели как "картины", соотносящиеся с чем-то. "Эта референция всегда есть соотнесение с чем-то реальным, лежащим вне изображения и репрезентации. Следовательно, исключается какое бы то ни было самоотнесение, ничто не может быть моделью самого себя. Таким образом, «картина» может «походить» на объект или «выглядеть» как объект в самых разных смыслах, начиная с простейшего случая последовательного отображения контуров карты и кончая случаем «представителя» нации, который может отображать, «репрезентировать» ее своими взглядами, предпочтениями, поведением".

Информационный аспект подчеркивается в определении Н.Н.Моисеева. "Под моделью мы будем понимать упрощенное, если угодно, упакованное знание, несущее вполне определенную, ограниченную информацию о предмете (явлении), отражающее те или иные его отдельные свойства. Модель можно рассматривать как специальную форму кодирования информации. В отличие от обычного кодирования, когда известна вся исходная информация и мы лишь переводим ее на другой язык, модель, какой бы язык она не использовала, кодирует и ту информацию, которую люди раньше не знали. Можно сказать, что модель содержит в себе потенциальное знание, которое человек, исследуя ее, может приобрести, сделать наглядным и использовать в своих практических жизненных нуждах. Для этих целей в рамках самих наук развиты специальные методы анализа. Именно этим и обусловлена предсказательная способность модельного описания".

Модели принято делить на содержательные и формальные. Моделирование состоит из двух взаимосвязанных этапов: формулировки модели (постановки задачи) и ее изучения. Методологической основой разработки и исследования рассматриваемых содержательных моделей является системный анализ. Однако применение успешно работающих в естественных науках методов исследования систем в социальной сфере часто оказывается неэффективным. Дело в том, что социальные системы не просто функционируют во времени - они еще принимают решения, осуществляют выбор пути дальнейшего развития. Поэтому в данной книге системный подход дополняют идеи когнитологии - нового междисциплинарного научного направления, изучающего широкий спектр проблем восприятия, понимания и принятия решений.

Изучение модели - "прогон" во времени, оценка роли различных факторов, выявление закономерностей - наиболее эффективно осуществляется с помощью формальных методов анализа, основанных на использовании современных компьютерных технологий и предполагающих существенную корректировку многих устоявшихся стереотипов. Читатель должен научится "читать" уравнения, после чего их запись не составляет труда, а решать их вообще не нужно - за вас, точнее в содружестве с вами, с этим прекрасно справится современное программное обеспечение (в основном используются электронные таблицы.

Основной акцент в данном подходе переносится с математических рассуждений на визуализацию информации, позволяющую получать не только количественные, но и качественные оценки поведения исследуемых социальных систем, не требуя при этом освоения сложного формального аппарата.

Первые представления о системе как совокупности элементов, находящихся в структурной взаимосвязи друг с другом и образующих определенную целостность, возникли в античной философии (Платон, Аристотель). Воспринятые от античности принципы системности развивались в дальнейшем в концепциях Кузанского, Спинозы, в немецкой классической философии они разрабатывались Кантом, Шеллингом, Гегелем.

Принцип системности, выдвижение которого было подготовлено историей естествознания и философии, находит в XX веке все больше сторонников в различных областях знания. В 30-40-е годы австрийский ученый Л. фон Берталанфи успешно применил системный подход к изучению биологических процессов, а после второй мировой войны он предложил концепцию разработки общей теории систем. В программе построения общей теории систем Берталанфи указывал, что ее основными задачами являются: 1) выявление общих принципов и законов поведения систем независимо от природы составляющих их элементов и отношений между ними; 2) установление в результате системного подхода к биологическим и социальным объектам законов, аналогичных законам естествознания; 3) создание синтеза современного научного знания на основе выявления изоморфизма законов различных сфер деятельности.

Общая теория систем, по замыслу Берталанфи, предложившего первую программу построения такой теории, должна быть некоей общей наукой о системах любых типов. Однако конкретные реализации этой и подобных амбициозных программ натолкнулись на очень серьезные трудности, главная из которых состоит в том, что общность понятия системы ведет к потере конкретного содержания. В настоящее время построено несколько математических моделей систем, использующих аппарат теории множеств, алгебры. Однако прикладные достижения этих теорий пока весьма скромны. В то же время системное мышление все чаще используется представителями практически всех наук (географии, политологии, психологии и т.д.). Системный подход находит все более широкое распространение и при анализе социальных систем. Применение понятий системного подхода к анализу конкретных прикладных проблем получило название системного анализа.

Как отмечает В.Н. Садовский, "исторически системный анализ является дальнейшим развитием исследования операций и системотехники, имевших шумный успех в 50-60-е годы. Как и его предшественники, системный анализ (или анализ систем) - это прежде всего определенный тип научно-технической деятельности, необходимой для исследования и конструирования сложных и сверхсложных объектов... В таком понимании системный анализ - это особый тип научно-технического искусства, приводящего в руках опытного мастера к значительным результатам и практически бесполезного при его чисто механическом, нетворческом применении".

Системный анализ занимается не только изучением какого-либо объекта (явления, процесса), но главным образом исследованием связанной с ним проблемной ситуации, т.е. постановкой задачи.

Что же представляет собой системный анализ в настоящее время? Если судить по оглавлению учебника, то его составными частями являются кибернетика, теория информации, теория игр и принятия решений, анализ систем голосования и т.д. Считается, что ученые, работающие в перечисленных и смежных областях наук, испытывают потребность в создании новой научной дисциплины. "Неудивительно поэтому, что многие из наиболее плодотворно работающих в этих нетрадиционных направлениях ученых как бы кочуют из одной области в другую, пытаясь снова и снова подобраться к чему-то все время ускользающему от них и найти для этого «чего-то» наиболее подходящий флаг. Позавчера этим флагом могла служить кибернетика или исследование операций, вчера наука об управлении, сегодня системный анализ, а завтра, возможно, какое-то новое научное направление".

В литературе приводится целый ряд близких по смыслу определений понятия системы и связанных с ним терминов. Прежде чем перейти к более подробному рассмотрению главных мотивов системного анализа, дадим основные определения.

Система есть множество связанных между собой элементов, которое рассматривается как целое.

Структура - относительно устойчивая фиксация связей между элементами системы.

Целостность системы - это ее относительная независимость от среды и других аналогичных систем.

Эмерджентностъ - несводимость (степень несводимости) свойств системы к свойствам элементов системы.

Отметим, что приведенные определения носят скорее характер содержательных пояснений, разъяснений. Все они взаимосвязаны, одно уточняет смысл другого, а в своей совокупности дают первое представление о концепции системного подхода.

Слово "система" широко используется в обыденной речи, являясь частью таких понятий, как система отопления, система розыгрыша первенства в спорте и т.д. Для того чтобы отделить научный смысл термина "система" от посторонних ассоциаций, в англоязычной литературе предлагались различные неологизмы, org, holon, integron, подчеркивающие соответственно органичность, целостность, интегральность, свойственные понятию системы. Однако эти неологизмы не прижились.

Как следует из приведенного выше определения, система представляет собой множество с некоторыми дополнительными характеристиками. Математическое понятие множества является первичным. "Под множеством мы понимаем любое объединение в одно целое М определенных, вполне различаемых объектов из нашего восприятия или мысли (которые называются элементами М)". Когда мы говорим, что множество есть набор или совокупность, то просто поясняем смысл понятия с помощью синонимов.

В настоящее время под системой часто понимают "адаптивное целое", подчеркивая свойство системы сохранять свою идентичность в условиях изменчивости внешней среды.

Хотя прагматические возможности системного подхода пока еще достаточно скромны, его идеи и методы имеют безусловную педагогическую ценность для формирования и развития научного мышления, поэтапного подхода к исследованию сложных проблем. Рассматривая системный анализ как методологию не столько решения, сколько постановки проблем, выделим 11 этапов, следуя которым можно последовательно и системно анализировать конкретную проблему:

1. Формулировка основных целей и задач исследования.

2. Определение границ системы, отделение ее от внешней среды.

3. Составление списка элементов системы (подсистем, факторов, переменных и т.д.).

4. Выявление сути целостности системы.

5. Анализ взаимосвязей элементов системы.

6. Построение структуры системы.

7. Установление функций системы и ее подсистем.

8. Согласование целей системы и ее подсистем.

9. Уточнение границ системы и каждой подсистемы.

10. Анализ явлений эмерджентности.

Классификация методологических подходов

Удобную и достаточно полную классификацию прикладных методологий системного анализа предложили английские ученые Р. Флад и М. Джексон . Классификация позволяет проследить историю развития системных представлений, ориентированных на решение конкретных прикладных проблем, возникающих в социальной сфере и менеджменте.

Флад и Джексон справедливо полагают, что борьба между собой отдельных направлений системного анализа за монопольное владение всей сферой приложений не ведет к успеху. Значительно более продуктивен раздел сфер влияний, т.е. определение тех типов социальных систем, для которых наиболее эффективно использование конкретной методологии системного анализа. Поэтому они начинают с классификации социальных систем.

Простые системы имеют небольшое число элементов. Количество взаимосвязей между элементами невелико, но они хорошо организованы и управляемы. Простые системы почти не зависят от окружающей среды, детерминированы и мало изменяются во времени.

Сложные системы состоят из большого числа элементов, между которыми имеются многочисленные взаимосвязи. Сложные системы эволюционируют, т.е. со временем могут претерпевать существенные изменения. На поведение сложных систем и окружающей среды влияют случайные факторы. Подсистемы могут иметь собственные цели, не всегда и не во всем совпадающие с целями системы в целом.

Следует иметь в виду, что разделение социальных систем на простые и сложные на самом деле является достаточно условным, размытым. Речь идет скорее о тенденциях, а не о реальном различении.

Если разделение систем на простые и сложные - традиционное, то классификация по виду участия элементов и подсистем (индивидов, групп) в социальной системе используется значительно реже. Флад и Джексон рассматривают три вида участия:

1. Унитаризм - высокая степень согласия относительно целей, ценностей, установок. Все принимают участие в принятии решений.

2. Плюрализм - интересы и ценности могут различаться, но согласие все же достижимо за счет компромиссов и выработки приемлемых решений, принимаемых всеми участниками.

3. Принуждение - интересы, цели, ценности и установки различны, что нередко приводит к конфликтам, в результате чего одна часть системы навязывает свои решения другой части.

Методы исследования операций широко используются в самых различных областях человеческой деятельности, но главной целью этого научного направления является решение задач оптимальной организации производственных процессов. Нахождение оптимальных - наиболее эффективных - решений требует использования математических методов и ЭВМ, поэтому последнее время исследование операций все чаще рассматривают как раздел информатики.

Под системотехникой понимается широкий класс методов проектирования как технических изделий, так и систем автоматизированной обработки информации. Поскольку сфера обработки информации на ЭВМ лавинообразно расширяется, то последнее время все большее внимание привлекают методы индустриализации производства систем обработки информации. Значительный интерес представляют так называемые CASE технологии разработки программных систем, которые применяются для:

Бизнес-анализа (решение задач стратегического планирования, управление финансами, определение политики фирмы, обучение персонала);

Разработки программного обеспечения.

CASE CASE (Computer Aided Software/System Engineering) - применение ЭВМ для проектирования систем. система: допускает достаточно простое (лаконичное) формализованное описание; "раскладывается" на относительно простые и понимаемые части. технологии охватывают все этапы жизненного цикла разработки программного обеспечения. Но для нас особый интерес представляет первый этап, на котором формируются цели системы, определяются основные требования - осуществляется постановка задачи. Именно в данном этапе разработки принимают участие руководители организации, менеджеры, бизнес-аналитики, эксперты в различных областях знания (в том числе и социологи). На этом этапе CASE предлагает своего рода технологию группового моделирования проблемы, основанную на методах структурного описания и анализа систем. Моделирование системы заключается в построении взаимосвязанных наборов графических диаграмм. Для построения диаграмм используются достаточно стандартизованные графические символы (визуальные языки проектирования систем), а эффективность процесса проектирования обеспечивается компьютерной поддержкой графических моделей.

При всей перспективности предпринимаемых в настоящее время попыток экспансии данный подход ориентирован на решение формализуемых проблем, характерных для "жестких" систем.

3. Реальность объективная и субъективная. Объективность идеального. Материя как объективная реальность

3.1 Объективная реальность: материя

Философская категория материи, трактуемой как объективная реальность, очень долго вырастала из частных одежд естественнонаучного (физического) и обыденного понимания. В физике материя долгое время отождествлялась с веществом, с тем, что имеет массу и занимает какое-то физическое пространство. В обыденном сознании материя -- это, грубо говоря, то, что можно потрогать руками (задайте себе контрольный вопрос: кого вы считаете материалистом?). Философы пытались связать понятие материи с какими-то универсальными характеристиками, не зависящими от конкретной физической формы реализации. Эти попытки предпринимались в двух направлениях -- гносеологическом и онтологическом.

В теории познания материя тесно увязывается с проблемой истины: существует ли в мире нечто такое, что не зависит от нашего сознания и чему должны соответствовать истинные знания. В случае положительного ответа это нечто и называется объективной реальностью, которая существует независимо от человеческого сознания и отражается им. Именно так определил материю В.И. Ленин . Онтологический подход хочет определить место материи в системе онтологических характеристик бытия, что в идеале должно было бы обосновать и соответствующие гносеологические представления.

Аристотель противопоставил материю как пассивный материал активной форме -- творческому началу, организующему материю. Классический пример: мрамор и статуя из мрамора. Форма здесь понимается не просто как структура, соотношение между элементами состава, но именно как нечто формообразующее. В таком подходе уже заложено противопоставление материи как объекта воздействия активному субъективному началу. Современное понятие ин-формации в свете этого может восприниматься как введение аристотелевской формы внутрь материала, упорядочиваемого информацией. Другая онтологическая линия, идущая от Декарта, связывает материю с атрибутом протяженности. У Декарта ещё нет четкого различения физической и философской трактовки данного свойства. Но в ХХ столетии Тейяр де Шарден вполне определенно противопоставляет материальное, как направленное во вне, идеальному, стремящемуся к внутреннему сосредоточению («сокровенное внутренне вещей»), полагая, что и то и другое существует на любых уровнях развития универсума.

Остается уточнить, что внешнее и внутреннее разделяются не по положению в физическом пространстве, но по отсутствию или присутствию неповторимого спонтанного начала, не сводимого к повторяющимся отношениям: мрамор есть мрамор, но статуя несёт на себе печать индивидуальности творца. Тем самым, как отмечал молодой К. Маркс, жестко детерминированный атом Демокрита является материальным, в то время как атом Эпикура с его спонтанным «отклонением» идеален . Но такая спонтанность по определению индивидуальна и отличает, по Буберу (третья онтологическая линия), имеющее лицо «Ты» от стандартного «Оно».

Таким образом, названные онтологические линии в трактовке материи дополняют друг друга. Материя или объективная реальность предстает не только как не зависящая от человеческого сознания (это частный случай, хотя и очень важный для гносеологии), но как всё (сущие любой природы) в том аспекте, в котором оно противостоит субъективности (внутренней устремленности, исходной интенции-направленности) и определяется внешними повторяющимися отношениями. В материи есть отношение между, но нет идущего изнутри отношения к. Можно, конечно, как это делается в диалектическом материализме, приписывать материи внутреннюю спонтанность, «самодвижение», но тогда мы либо сводим эту «спонтанность» к особого рода структуре («единству и борьбе противоположностей»), либо просто называем материей бытие в целом. В первом случае диалектический материализм не избавляется от ограниченности любого материализма -- редукции уникального к повторяющемуся («атома Эпикура» к «атому Демокрита»); во втором мы попадаем в область спора о словах.

Материалисты полагают, что субъективное внутреннее отношение может быть выведено из объективных внешних отношений («Бытие определяет сознание»). Если встать на такую точку зрения, то надо признать, что когда-то существовало внешнее без внутреннего, изначально фильтрующего его воздействия (душа предстает как tabula rasa -- «чистая дощечка», на которой среда оставляет свои письмена). Но это путь к «инженерии человеческих душ», к полной роботизации человека.

Подлинный пафос материализма, однако, не в этой абсолютизации роли внешней среды, но в уважении к собственным законам (повторяющимся регулярным соотношениям) объективной реальности, с которыми должен считаться субъект. Настоящий материалист -- не тот, кто считает всё духовное производным и второстепенным (в лучшем случае -- полезным катализатором), но тот, кто понимает, что, несмотря на неповторимость наших внутренних субъективных миров, мы все живем в мире объективной реальности и должны, следовательно, вырабатывать к ней адекватное теоретическое и практическое отношение.

Подлинный материалист понимает также, что объективная реальность -- это не только вещество и чувственно воспринимаемые вещи, но и свойства, и отношения, и сущие любой природы в том отношении, в котором они детерминированы внешними взаимодействиями. Так, структура молекулы не менее материальна, чем входящие в неё атомы, объективное направление водного течения, -- чем толща воды, общественные отношения, -- чем вступающие в них индивиды.

Наиболее адекватными формами человеческого освоения объективной реальности являются в теоретическом плане -- наука, а в практическом -- техника. И та и другая основаны на знании регулярных закономерностей. Отказ от их достижений нелеп, но и надежды на то, что они достаточны для решения всех человеческих проблем и понимания онтологии бытия, (как это полагают представители сциентизма и технократизма) также несостоятельны. Проявление и знание законов внешнего (объективного, материального) взаимодействия необходимо, но ещё недостаточно для формообразования бытия и понимания этого процесса.

3.2 Субъективная реальность: мир души

Субъективная реальность -- это такой способ существования сущих любой природы, когда их бытие задается не внешними взаимодействиями, но отношением к интерпретирующей основе другого сущего (субъекта). На этом уровне сущее выступает как репрезентант (представитель, заместитель) другого сущего по отношению к интерпретирующей основе внутреннего мира субъекта. Иными словами, сущее-репрезентант предстает не само по себе, но как носитель информации (сигнал) о другом сущем для третьего сущего: х есть а для М. Всё, что нас окружает, всё, что как-то соотносится друг с другом выступает в разных отношениях и как объективная и как субъективная реальность: это просто разные способы существования, «данности-взятости». Дом, к примеру, объективно есть «машина для жилья», но субъективно он -- и показатель вашего социального статуса, и свидетельство вашего эстетического вкуса, и носитель памяти детства («родительский дом»). Деньги есть раскрашенная бумажка или кусочек металла, но их «сигнальная» значимость совсем в другом -- в том, что они замещают определенное количество товаров и, опять-таки, репрезентируют (символизируют) ваше положение в обществе. Мы живем не только в физическом, но и в информационно-символическом мире.

Не трудно видеть, что этот последний -- у каждого свой. Дом дорог или не дорог в зависимости от связанных с ним ассоциаций, деньги значимы или не значимы для предпринимателя или отшельника (и по-разному значимы для трудоголика, скряги или плейбоя). И поэтому наш образ жизни включает в себя не только объективные условия («финансирование») -- определяется то он субъективной установкой (доминирующим стремлением к творчеству, власти, прибыли, наслаждениям и т. д.). Важно, стало быть, не только иметь то или иное, но и знать, что оно для нас значит. «Всеобщий дизайн», который создал бы условия идеального общества или личного счастья предполагает организацию субъективного, символического мира (культуры ценностей) и на этой основе -- организацию условий реализации данных ценностей (культуры внешнего мира). Для субъекта, руководствующегося для публики лозунгом «накормить народ», (а для себя -- «накормить» по максимуму себя любимого) это, конечно, «слишком абстрактно». Но мыслящий читатель, надеюсь, меня понимает.

Однако это общее понимание субъективной реальности (идеального как противоположности материального) наталкивается, по крайней мере, на две трудности. Во-первых, возникает соблазн отождествления идеального с информацией. На самом деле природа идеального гораздо сложнее -- субъективная реальность имеет информационную природу, но не сводится к ней. Во-вторых, то, что достаточно очевидно для человеческого бытия, надо понять как атрибут мирового бытия в целом (расширить понятие субъективной реальности за пределы бытия личности и общества).

Информация является внешним проявлением субъективной реальности как идеального; причем таким, которое до определенных границ может быть понято как объективная реальность, объективировано: из того, что информация не есть вещество, не следует, что она не может быть материальной. Собственное внутреннее ядро идеального имеет неинформационную природу. В человеческой субъективной реальности, например, психофизиологические процессы носят информационный характер, но душа, которая задает их направленность, информацией не является.

Чтобы снова не запутаться в терминологии, надо четко определить, что мы понимаем под информацией. Понятно, что нас интересует не количественное выражение информации в битах, но её категориальное содержание. Вспомним ещё раз этимологию слова: информация, т. е. передача, введение внутрь какой-то формы, структуры. Попробуем понять, где находится информация и что она собою представляет, на примере человеческого восприятия. Допустим, что мы видим из окна движущийся предмет и понимаем (получаем информацию), что это автомобиль. Проследим этапы данного процесса.

Структура механического движения передается на сетчатку глаза посредством другой (по своей физической природе) структуры -- колебаний электромагнитных волн.

На сетчатке глаза эта структура преобразуется в последовательность биохимических реакций.

Эта последовательность преобразуется в соответствующую ей структуру процессов, передающих возбуждение по нервным путям в зрительный центр коры больших полушарий. В зрительном центре происходят соответствующие молекулярные преобразования. Эта итоговая структура сопоставляется с хранящимся в памяти (тезаурусе) эталонным образом автомобиля, в результате чего происходит узнавание.

Таким образом, осуществляется идентификация разных по своей физической природе структур относительно структуры эталонного образа, элемента априорной информации, которой располагает субъект. Человек, никогда не видевший автомобиля, иначе интерпретирует эти сигналы (чудо, чудовище-дракон и т. п.)

Информация, как видно из этого примера, не является вещью, расположенной вне человека, на сетчатке глаза или в его мозгу. Она суть отношение, в котором узнается определенная структура (организация элементов множества) независимо от природы несущих её сигнальных структур.

Но не то же ли самое происходит, когда мы усваиваем одну и ту же информацию, независимо от языка, на котором она выражена, и способа передачи (устной, письменной, с помощью азбуки Морзе и т. д.)? Не то же ли самое имеет место, когда любой прибор считывает показания, или в случае генетического кода, когда в определенных чередованиях структуры ДНК зашифрованы признаки живого организма? Важно понять (и мой преподавательский опыт свидетельствует, что это дается не так просто), что физические способы передачи информации могут быть разными, но суть дела не в них, а в установлении тождества между структурами отражаемой и отражающей систем, которое влияет на дальнейшее поведение отражающей системы, в замещении внешнего сущего с помощью сигнальных репрезентантов его внутренним репрезентантом (образом). В классической философской традиции, у истоков которой стоит Гегель, такая процедура называется снятием.

Информация, таким образом, информация имеет чисто структурное бытие: «бытие на границах», как сказал бы М.М. Бахтин. Означает ли это, что и субъективная реальность, идеальное в целом также обладает чисто структурной природой и может быть представлена как некий однозначно прочитываемый, формализуемый текст (позиция структурализма)? Нет, не значит. Задумаемся над смыслом стихотворения Ф. Тютчева «Silentium» (молчание): «Мысль изреченная есть ложь», ибо «Другому как понять тебя?» -- ведь «Взрывая, замутишь ключи» и потому «Питайся ими и молчи». По отношению к информации, поддающейся объективации, это явно не так. В самом деле, если мы оба знаем, что такое автомобиль, и один говорит «Я вижу автомобиль», то другой понимает его адекватно и однозначно. Но вот понять до конца, почему мы по разному относимся к этому изобретению цивилизации, (т. е. проникнуть в мир ценностей) уже гораздо труднее, а пережить неповторимые ассоциации, связанные, у кого-то из нас именно с этим автомобилем, вряд ли вообще возможно (даже и для самого талантливого актера). Общее правило здесь таково: чем ближе состояние субъективной реальности к его уникальному началу, тем в большей степени организуемый им пласт внутреннего мира попадает под действие приведенных выше тютчевских строк.

Слепому можно объяснить (дать информацию) цвет как колебания электромагнитных волн разной частоты, но он не может пережить цвет так, как это делает зрячий; а любой зрячий -- так, как талантливый художник (а художник Куинджи, скажем, как художники Айвазовский или Мане). Точно так же человек не может увидеть одни и те же колебания электромагнитных волн, так, как это видит, скажем, пчела. Новая информация интерпретируется через априорную (уже имеющуюся) информацию, через эталонные образы. Но если мы не согласны с тем, что когда-то субъективность была абсолютной tabula rasa (т. е. внутреннего не было, имелся лишь чистый лист бумаги, на котором внешнее пишет однозначно трактуемый текст), то субъективная реальность должна содержать в себе некую доинформационную основу интерпретации. Такой основой являются базовые переживания.

Состояние переживания нельзя свести к информационным цепочкам -- его можно только сопережить в той мере, в какой переживания являются общими для разных субъектов (В.А. Лефевр называет это явление «размножением состояний»). Но в глубине всегда остается нечто непередаваемое, определяющее неповторимую интенцию жизненного мира. И такой жизненный мир есть не только у человека, но и у животного, цветка, камня. Разумеется, есть качественное отличие идеального начала на уровне человека (и мы будем его рассматривать). Но откуда бы оно взялась, если бы в дочеловеческом мире не было бы для этого никаких предпосылок. И снова обратимся к Тютчеву:

Не то, что мните вы, природа.

Не слепок, не бездушный лик.

В ней есть душа, в ней есть свобода,

В ней есть любовь, в ней есть язык.

Для меня это не «вольная метафора», но краеугольный камень мировоззрения, требующий и за пределами общества видеть не только «оно», но и «Ты». И без такой переоценки ценностей мы никогда не решим экологическую проблему.

Итак, идеальное есть информация + базовые переживания, как индивидуальная основа повторяющихся информационных цепочек. На уровне субъективной реальности любое сущее выступает как репрезентант другого сущего в интерпретации третьего сущего, в основе которой лежит неповторимое бытие-в-себе этого последнего.

Отсюда следует, что субъективная реальность, в отличие от однозначно (в пределе) отражаемой объективной реальности (к чему стремятся наука и техника), в принципе полиинтерпретируема. Адекватной формой его человеческого освоения является искусство в широком смысле этого слова, т. е. и как художественная деятельность и как практическое умение ориентироваться в индивидуальных ситуациях (искусство врача, управленца, «искусство жить», т. е. мудро решать нравственные и иные нестандартные ситуации). Действительно, художественный образ, метафора -- не шарада, которую можно и нужно однозначно «разгадать» (как полагают рационалисты); прелесть художественного искусства как раз и состоит в том, что исполнитель может дать свою интерпретацию творчества автора, а реципиент (слушатель, зритель) -- свою. В практическом искусстве мы также никогда не достигнем такого положения вещей, когда решения полководца, политика или человека, ставшего перед нравственной проблемой, смогут быть «до конца» «научно обоснованы», а голос совести заменен «политтехнологией» или «игротехникой».

В несводимости (нередуцируемости) субъективного к объективному -- истина субъективного идеализма. И она верна по отношению к ядру субъективной реальности так же, как материализм прав по отношению к реальности объективной. «У каждого свой мир» -- это правда, но не вся правда. Отказавшись от неё, мы перестанем уважать самоценность друг друга. Приняв только её, мы будем видеть и уважать только себя, точнее -- свои капризы, не считающиеся ни с субъективностью Другого, ни с объективностью. И мир такого «самовыраженца», пожалуй, пострашнее мира технократа.

Но на чем основано, кроме приведенных выше рациональных аргументов, умение не только уважать законы объективной реальности, но и видеть самоценность бытия-в-себе и бытия-для себя другого субъекта? - На внутреннем признании самоценности мира в целом: душа организует материю, но сама она укоренена в духе.

4. Идеальное

На первый взгляд, к бытию относится все то, что существует - и вещи, и процессы, и свойства, и связи и отношения вещей и процессов. Причем к бытию следует отнести как материальные, так и идеальные (духовные) «вещи», т.е. не только материально-вещественные предметы, но и мысли; не только материальные процессы, но и мышление как нематериальный процесс. Следовательно, можно говорить о бытии материального и бытии идеального. Насколько столь очевидное понимание бытия соответствует реальному бытию? На этот вопрос и дает ответ онтология как философское учение о бытии, его структурах и формах.

Материя - это «объективная реальность, существующая независимо от человеческого сознания и отображаемая им». Сознание - то, что противоположно материи, особый способ (форма) отражения материальной действительности в образах и понятиях.

Материальное - это то, что существует вне и независимо от сознания. Идеальное - 1) это не материальное; 2) существующее благодаря сознанию, содержание сознания.

Объективное - это то, что существует вне и независимо от субъекта, сознания отдельного индивида, сознания отдельного человека. Субъективное - связанное с субъектом, существующее в сознании субъекта. Объективное идеальное - это нематериальное, существующее вне и независимо от сознания отдельного человека; это идеальное, существующее на надындивидуальном уровне. Субъективное идеальное - это идеальное, составляющее содержание сознания субъекта, отдельного человека.

Объективность идеального - после трудов Гегеля - стала бесспорной. С принятия этой объективности (не обязательно - сознательного) начинается всякое культурное философствование. Критика рассматриваемой концепции являлась в значительной степени не философской, поскольку оппоненты Ильенкова выпятили на передний план самое поверхностное - факт объективности идеального и принялись оспаривать его с позиций не медицинского даже - уныло-фельдшерского материализма. Но - вот парадокс - сторонники Ильенкова (философы!), безоговорочно приняв навязанные оппонентами правила игры, не менее темпераментно принялись отстаивать тот же самый факт. Так проблема идеального оказалась втиснутой в прокрустово ложе нерефлексивно-эмпирической оппозиции «в мозгу - вне мозга» и в результате заведена в тупик, где и пребывает по сей день. В рамках же этой оппозиции отсутствует пространство для философской дискуссии.

Едва ли факт объективности идеального вызывал непосредственное сопротивление философских интенций, скажем, Гуссерля или Гадамера (этой объективностью реально конституируется предмет той же герменевтики). Без его признания - эксплицитного или имплицитного - вряд ли было бы возможным победоносное шествие структурализма, начиная с попыток применения структурного метода в специальных дисциплинах (20-е гг. XX в.) и кончая их более поздним философским обоснованием. Объективная реальность идеального буквально стала зримой, осязаемой благодаря современным информационным технологиям (Internet etc.). Хотя уже диктаторы XX столетия (даже самые темные и не искушенные в философских материях) рубке голов иной раз предпочитали сожжение или запрещение книг. Они-то чувствовали, какую опасность таит в себе объективированная, обладающая порождающими и энергийными свойствами сила идеального!

...

Подобные документы

Изучение понятия сознания как общественного феномена. Анализ основных познавательных действий. Определение элементов общественной психологии. Рассмотрение форм и методов социального познания: мыслей и представлений, чувств к другим группам, традиций.

реферат , добавлен 05.09.2010


Проблема сознания в истории философии. Взаимосвязь сознания и самосознания, связь с языком. Соизмерение общественного и индивидуального в философии психологии. Парадокс феномена иллюзорного сознания. Философский аспект сознательного и бессознательного.

реферат , добавлен 10.12.2011


Субъективная и объективная реальность. Знание как продукт взаимодействия субъекта и объекта. Характеристика познавательной деятельности субъекта. Основное противоречие существования субъекта в мире. Реализация субъектом своей конечной причинности в мире.

курсовая работа , добавлен 05.05.2010


Гегелевская модель субъективного духа. Качественная характеристика сверхсознательного и бессознательного уровней сознания. Базовые категориальные структуры сознания. Интерпретация феномена сверхсознания. Реалистический материалистический подход.

реферат , добавлен 30.03.2009


Развитие представлений о бытии в истории философии. Основные специфические формы бытия и их взаимосвязь; объективная и субъективная реальность. Категория "субстанция" и ее интерпретация в разных философских направлениях: монизм, дуализм, плюрализм.

контрольная работа , добавлен 29.03.2016


Возникновение сознания. Впервые сознание как особая реальность, отличная от материальных явлений была выявлена Парменидом. Духовная реальность как составная часть и отражение общественного бытия. Структура общественного сознания: уровни, формы и функции.

реферат , добавлен 10.12.2010


Особенности и сущность объективной и субъективной реальности. История понятия виртуальной реальности, ее типологизация. Проблема онтологического сосуществования реальностей разного иерархического уровня. Характеристика похода к понятию виртуалистика.

курсовая работа , добавлен 11.12.2008


Понятие общественного сознания, его структура и функции. Марксистская парадигма общественного развития. Формирование целостного представления и общественного сознания в контексте развития философии. История философии и методология познания, его ценность.

реферат , добавлен 16.02.2012


Эволюция идеи бессознательного как отражение истории представлений о человеке. Изучение идеи бессознательного в антропологии Канта, Фихте и Шеллинга. Рассмотрение концепции Шопенгауэра о Мировом Духе. Фрейд и особенности его концепции бессознательного.

курсовая работа , добавлен 17.11.2014


Понятие философии как формы общественного сознания, учения об общих принципах бытия и познания. Первый философский уровень мироотражения. Соотношение философии с другими формами общественного сознания. Методы и средства философии, их специфика и черты.

Объективная и субъективная реальность

Одним из центральных вопросов в теории познания - является вопрос о реальности. Вернее, о различных её видах: обычной и виртуальной, объективной и субъективной, научной и находящейся за пределами научной реальности, смешанной, и т.д.

Разберёмся сперва в таких видах реальности как объективная и субъективная:

Объективность - означает независимость существования вещей и явлений от воли нашего сознания. Объективная реальность - это реальность, которая продолжала бы своё существование и без нас. Такая реальность - может быть сутью, например, повседневной окружающей действительности.

Субъективность же - это существование вещей и явлений по воле нашего сознания. Реальность субъективная - с очевидностью имеет место в сновидениях и в воображении. Все объекты (в т.ч. грандиозные миры) в сновидениях и мечтах - создаются нашим сознанием, т.е. субъективно. В сновидении - это происходит неосознанно. А в воображении (мечтах) - осознанно. Сновидения и мечты (воображение) т.о. - две разновидности субъективной реальности.

Философы, с древних времён - дискутируют и спорят о том, какова реальность окружающего Мира, в т.ч. объективна она или субъективна, т.е. насколько вещи и явления Мира, в котором мы живём, зависят от нашего сознания. Как узнать, не придумываем ли мы, неосознанно, сами наш окружающий Мир, подобно сновидению? Ведь всё возможно. Возможно и то, что наша жизнь - лишь сон, сон длинною в жизнь. Жизнь, в таком случае - закончится не смертью, а пробуждением, или новой жизнью (как новым сновидением). Верить в жизнь как сон - т.о. весьма приятно и утешительно.

Возможность того, что Мир вокруг может быть сновидением - была осознана ещё в древней Греции (Сократ: «Познай самого себя - и ты познаешь весь Мир»). Кстати, это высказывание Сократа - пример того, как вера в определённый вид реальности (например, в субъективный) - влияет на выбор предпочтительных методов познания (если Мир - сон, то ключ к его глубинному познанию - лежит через познание самого себя).

Никто не может и никогда не сможет доказать, что жизнь - это не сон. Впрочем, нельзя доказать и противоположное. Наука - бессильна в этих вопросах, а философия может приводить лишь доводы, но не доказательства. В итоге, за каждым человеком остаётся свобода выбора, во что верить: в объективность Мира, или в субъективность (сон). Что из этих вариантов выглядит более вероятным - люди решают по-разному…

Из книги Народная религия и христианство автора Гегель Георг Вильгельм Фридрих

Субъективная религия Если теология является делом разума и памяти (ее происхождение тем не менее может быть любым – источником ее может быть и сама религия), религия же есть дело сердца, представляющее интерес ввиду потребности практического разума, то из этого само

Из книги Человек для себя автора Фромм Эрих Зелигманн

2. СУБЪЕКТИВНАЯ И ОБЪЕКТИВНАЯ ЭТИКА Если мы признаем этот принцип гуманистической этики, что мы должны ответить тем, кто отрицает способность человека формулировать объективно верные нормативные принципы?Одна школа гуманистической этики разделяет эту точку зрения и

Из книги Философия в схемах и комментариях автора Ильин Виктор Владимирович

2.2. Материя – объективная реальность Диалектический материализм отказывается от понимания материи как абсолютного субстрата, субстанции. Еще до революции в естествознании Энгельс говорил о неэффективности поисков «материи как таковой». Материи как особого субстрата,

Из книги Я и мир объектов автора Бердяев Николай

2. Философия личная и безличная, субъективная и объективная. Антропологизм в философии. Философия и жизнь Киркегард особенно настаивает на личном, субъективном характере философии, на жизненном присутствии философа во всяком философствовании. Он противополагает это

Из книги Социализм. «Золотой век» теории автора Шубин Александр Владленович

Из книги Если ты не осёл, или Как узнать суфия. Суфийские анекдоты автора Константинов С. В.

Субъективная мудрость - Не хотела бы я быть человеком, - сказала змея.- Кто бы тогда запасал мне орехи? - поддержала ее белка.- У людей такие слабые зубы, - добавила крыса, - что ими почти ничего не сгрызешь.- Кроме того, - сказал осел, - люди такие неповоротливые и

Из книги Социальное конструирование реальности автора Бергер Питер

Глава II. Общество как объективная реальность

Из книги Неискушенно мудрые автора Вэй У Вэй

Глава III. Общество как субъективная реальность

Из книги Теория познания автора Этэрнус

27. Субъективная реинтеграция - Добрый вечер! - вежливо поздоровался кролик.- Му-у, - ответила корова, пережевывая большой пучок травы.- Здесь такая мягкая трава вокруг, - добавил кролик, - надеюсь, вам нравится.- Му-у, - согласилась корова, даже не взглянув на

Из книги Итоги тысячелетнего развития, кн. I-II автора Лосев Алексей Федорович

Обычная объективная реальность без Бога А что, если Бога нет? Ведь такое - так же возможно, как и Его наличие. Но если Бога нет, и реальность нашего Мира - обычная объективная реальность без Бога, то тогда Библия резко обесценивается, и становится практически «сборником

Из книги Столкновение Миров автора Великовский Иммануил

2. Миф как объективная реальность, предполагаемая или оспариваемая а) Уже с появлением первых философов в Греции устанавливается критическое отношение к мифологии. Общеизвестны высказывания элейских философов (Ксенофан B 11. 12. 14. 15. 16). Вместо богов у философов появляются

Из книги Тотальность и бесконечное автора Левинас Эммануэль

Субъективная интерпретация событий и их подлинность То, что помогало дискредитировать народные предания о катастрофах, - это субъективная и магическая интерпретация событий. Море раздвинулось. Люди приписывали это явление вмешательству их вождя; он поднял свой жезл

Из книги Исследования по феноменологии сознания автора Молчанов Виктор Игоревич

9. Поддержание субъективности. Реальность внутренней жизни и реальность Государства. Смысл субъективности Метафизика, или отношение к Другому, осуществляется как услужение и гостеприимство. В той мере, в какой лицо Другого ставит нас в связь с третьим лицом,

Из книги Бытие и сознание автора Рубинштейн Сергей Леонидович

§ 2. Время и субъективная дедукция Кант описывает взаимосвязь синтезов аппрегензии (схватывания) в созерцании, воспроизведения в воображении и рекогниции в понятии и выявляет четвертый синтез, необходимо лежащий в основе каждого из них и в основе их взаимосвязи, –

Из книги Марксистская философия в XIX веке. Книга вторая (Развитие марксистской философии во второй половине XIX века) автора

Глава 2 Психическая деятельность и объективная реальность. Проблема

Из книги автора

Субъективная диалектика и логика Мир един и едина его диалектическая структура, но в ней имеется область диалектической познавательной деятельности людей. «Так называемая объективная диалектика царит во всей природе, а так называемая субъективная диалектика,