Какие растение растут в африке. Растения Африки: характеристика, примеры, описание и фото

Фарли МОУЭТ

НЕ КРИЧИ: «ВОЛКИ!»

Посвящается Ангелине

Долгие годы и большое расстояние разделяют ванную комнату моей бабушки в Оквилле (Онтарио) и волчье логово в тундре центрального Киватина. В мои намерения не входит описание всего жизненного пути, лежащего между этими крайними точками. Но у всякого рассказа должно быть начало, поэтому б историю моего житья-бытья среди волков следует начинать с бабушкиной ванной.

В пятилетнем возрасте я не обнаруживал ни малейших признаков будущего призвания, хотя у большинства одаренных детей они появляются значительно раньше. Возможно, именно огорчение, вызванное моей неспособностью хоть как-то проявить себя, побудило родителей отвезти меня в Оквилль. Там они подкинули незадачливого сына бабушке с дедушкой, а сами укатили отдыхать.

В оквилльском доме, носившем название «Живая изгородь», царил дух необычайной чопорности, и я там чувствовал себя не в своей тарелке. Мой двоюродний брат, постоянный обитатель дома, был немногим старше меня, но он уже твердо выбрал для себя профессию военного - собрал огромную армию оловянних солдатиков и целеустремленно готовился стать вторым Веллингтоном. Моя полная непригодность к роли Наполеона так его разозлила, что последовал разрыв всяких отношений между нами, если не считать самых официальных.

Моя бабка, валлийская аристократка, так никогда и не простившая мужу его скобяной торговли, относилась ко мне вполне терпимо, но я никак не мог преодолеть страха перед ней. Впрочем, ее боялись все, включая дедушку, который давненько нашел спасение в притворной глухоте. Целые дни дед проводил вбольшом уютном кожаном кресле, спокойный и невозмутимый, словно Будда, недоступный житейским бурям, проносившимся по коридарам «Живой изгороди». Однако могу поклясться, что он отлично слышал слово «виски», даже сказанное шепотом за три этажа от его комнаты.

В этом доме для меня не нашлось задушевного друга, и я стал повсюду бродить один, решительно отказываясь расходовать энергию на что-либо полезное; именно тогда и так неожиданно проявились мои будущие наклонности.

Однажды жарким летним днем я бесцельно брел вдоль сильно петлявшего ручейка, как вдруг вышел к пересохшей заводи. На дне ее, чуть прикрытые зеленым илом, лежали при последнем издыхании три вьюна. Рыбки заинтересовали меня. Палкой я вытащил их на берег и с нетерпением стал ждать, когда они заснут, но вьюны никак не хотели умирать. Только я решал, что они уже окончательно мертвы, как вдруг широкие, безобразные рты открывались еще для одного вздоха. Столь упорное нежелание подчиниться судьбе так потрясло меня, что я нашел консервную банку, положил туда вьюнов, прикрыл илом и понес домой.

Рыбки начинали мне нравиться, и я страшно захотел узнать их поближе. Только вот вопрос - где их держать? Стиральных корыт в «Живой изгороди» нет; есть, правда, ванна, но пробка плохо подходит и не держит воду. Настало время ложиться спать, а я все еще не решил проблему, хотя и понимал, что даже такие стойкие рабы вряд ли выдержат целую ночь в консервной банке. Не найдя приемлемого выхода, подгоняемый отчаянием, я пошел на все и решил пустить рыбок в унитаз бабушкиного старомодного туалета.

Я был тогда слишком мал и не мог понимать всех специфических особенностей, которые присущи старости. Одна из них и послужила непосредственной причиной неожиданного и весьма драматического столкновения между бабушкой и рыбами, происшедшего глубокой ночью.

Переживание оказалось слишком сильным и для бабушки, и для меня, и, вероятно, для вьнов тоже. До конца своей жизни бабушка в рот не брала рыбы и, отправляясь в ночные странствия, неизменно вооружалась электрическим фонариком. Признаться, я так и не знаю, какой эффект это событие произвело на вьюнов, так как мой жестокий кузен безжалостно спустил воду, едва тревога улеглась. Что касается меня самого, то это происшествие послужило первым толчком к моему увлечению малыми тварями, которое сохранилось и поныне. Одним словом, приключение с вьюнами положило начало моей карьере натуралиста и биолога.

Так начался путь, который привел меня в волчье логово.

Мое увлечение животным миром вскоре перешло в настоящую страсть. Мне казалось, что и люди, разделяющие мою любовь к природе, тоже совершенно исключительные личности. Моим первым наставником был шотландец средних лет, который развозил лед и тем самым зарабатывал на жизнь, но страстно увлекался изучением млекопитающих. В раннем детстве бедняга перенес чесотку или еще какую-то другую болезнь; в результате у него вылезли все волосы. Возможно, именно из-за этой трагедии он ко времени нашей встречи целых пятнадцать лет своей жизни посвятил изучению влияния летней линьки на гоферов. Этот человек сумел настолько приручить пугливых зверьков, что свистом вызывал их из норок и не торопясь осматривал шерсть на спинках.

Не меньший интерес представляли ученые-биологи, с которыми мне довелось встретиться позже. Когда мне исполнилось восемнадцать, я целое лето вел полевые наблюдения под руководством весьма почтенного специалиста по млекопитающим. Семидесятилетний ученый оказался до отказа набитым всякими учеными степенями, причем своим высоким положением в мире науки был обязан главным образом неустанным исследованиям маточных рубцов у землероек. Да, этот уважаемый профессор крупного американского университета знал о матке насекомоядных больше кого бы то ни было другого. К тому же он мог бесконечно говорить на излюбленную тему. Мне никогда не забыть одного из вечеров, когда маститый ученый перед лицом весьма разнородной аудитории (состоявший из торговца пушниной, почтенной индейской матроны из племени кри и англиканского миссионера) разразился вдохновенным часовым диалогом о половых отклонениях у самок карликового крота. (Торговец в первый момент неправильно понял смысл лекции, но миссионер, привыкший к скучным проповедям, быстро разъяснил ему, в чем дело.)

Первые годы увлечения естествознанием пролетели незаметно. Но вот наступила пора зрелости, и стало ясно, что прежняя забава становится профессией. Кончились беззаботные дни общеобразовательной подготовки, когда можно было интересоваться сразу всеми областями естественной истории. Наступил момент, когда пришлось столкнуться с малоприятной необходимостью специализации. Я все это отлично понимал, и все-таки в начале университетского курса мне было очень трудно выбрать узкую стезю.

Одно время я всерьез собирался пойти по стопам одного приятеля, который специализировался в области скатологии (раздел биологии, связанный с изучением экскрементов животных) и впоследствии стал весьма уважаемым скатологом Биологической службы США. Предмет показался мне довольно увлекательным, но все же не захватывал настолько, чтобы я мог посвятить ему всю свою жизнь. А кроме того, в эту область науки стремилось слишком много желающих.

Пожалуй, больше всего меня привлекало изучение животных в естественной среде. Я придерживался буквального смыслы слова биология, что, как известно, означает изучение жизни, и был искренне озадачен тем, что мои сверстники бежали, как черт от ладана, от всего живого, радовались возможности укрыться в стерильной атмосфере лабораторий и корпеть там над мертвым материалом. В самом деле, в мое время в университете считалось немодным возиться с животными - не только с живыми, но и с мертвыми. Ученые-биологи зарылись в статистические и аналитические исследования, в то время как сама жизнь служила лишь пищей для вычислительных машин.

Неумение приспосабливаться к новым течениям отрицательно сказалось на моей научной карьере. Все студенты очень рано приобрели различные непонятные специальности, которые они изобретали, исходя из теории, что единственному специалисту в редкостной отрасли нечего бояться конкуренции. Я же по-прежнему не мог переключиться с общего на частное. Приближался выпуск, и оказалось, что большинству моих однокурсников уже уготованы тепленькие местечки в исследовательских учреждениях. Только я не мог предложить ничего достаточно привлекательного для биологического рынка. Поэтому мне суждено было поступить на государственную службу.

Жребий был брошен в одно прекрасное зимнее утро, когда почтальон вручил мне вызов Службы изучения животного мира Канады. В нем сообщалось, что я принят на «щедрый» оклад в 120 долларов в месяц и должен немедленно явиться в Оттаву.

Пришлось подчиниться властному приказу и подавить в себе остатки мятежного духа. Ведь за годы учебы я превосходно усвоил, что иерархия в науке требует от своих служителей если не подхалимства, то уж, во всяком случае, полной покорности.

Через два дня я прибыл в открытую всем ветрам серую столицу Канады и в лабиринте темных коридоров вместительного здания отыскал Службу изучения животного мира. Там я представился главному маммологу, который оказался моим школьным товарищем. Увы, беззаботные дни детства миновали, и теперь предо мной сидел махровый чинуша, преисполненный чувства собственного достоинства. Ну, его, видно, ничем не проймешь! Я ограничился тем, что воздержался от изъявления своего глубочайшего почтения.

Мне предоставили несколько дней для так называемого ознакомления; по-моему, штука эта придумана, чтобы довести человека до безнадежного отчаяния и сделать его уступчивым. Во всяком случае, легионы ученых-педантов, которых я посетил в их мрачных, пропахших формалином каморках - там они бесконечные часы обрабатывают скучнейшие данные или сочиняют никому не нужные доклады, - отнюдь не вдохновили меня. За это время я твердо усвоил лишь одно: в отличие от бюрократической иерархии научная иерархия Оттавы больше смахивает на анархию.

Наконец наступил достопамятный день. Я был признан годным для инспекционного смотра и торжественно препровожден к заместителю министра. Должен признаться, я так растерялся, что назвал его просто «мистер». Сопровождавший меня начальник, побледнев от страха, мгновенно выставил меня из зала аудиенций и окольными путями провел в мужской туалет. Там он прежде всего присел на корточки и поочередно заглянул под двери всех кабинок, чтобы убедиться, что нас никто не подслушивает, а затем зловеще прошептал: «При обращении к заместителю министра никогда не смейте называть его иначе как „шеф“ или, еще лучше, „полковник“, в память об англо-бурской войне, в которой ему довелось участвовать!»

К слову сказать, военные звания в этом гражданском ведомстве считаются большим шиком. Все документы подписываются обязательно с указанием чина: капитан такой-то, лейтенант такой-то (если они исходят от младших чинов) или полковник имярек, бригадир имярек (если документ спускается сверху). Сотрудники, которым не представилось случая приобрести хотя бы псевдовоенную профессию, вынуждены были сами сочинять себе подходящие звания: штаб-офицерские - для пожилых и субалтернские - для молодежи. К сожалению, не все относились к этому с должной серьезностью. Я знал одного новичка из ихтиологического отдела, который вскоре прославился тем, что докладную записку на имя шефа подмахнул следующим образом: «Д. Смит, исполняющий обязанности ефрейтора». Через неделю отчаянный юнец был уже на пути к самой северной оконечности острова Элсмир, где ему предстояло влачить жизнь изгнанника и заниматься изучением биологии девятииглой колюшки.

Легкомыслие не встречает благосклонного отношения в аскетически суровых канцеляриях. Мне пришлось убедиться в этом на собственном опыте, когда обсуждались вопросы снабжения моей экспедиции. На совещании присутствовало много важных людей, которым надлежало обсудить и утвердить список необходимого снаряжения. Это был солидный документ, согласно инструкции отпечатанный в пяти экземплярах и внушительно озаглавленный «заявка на материально-техническое снабжение полевых работ по волкам».

И без того взвинченный утомительными сборами в дорогу, я окончательно потерял голову, когда почтенное собрание перешло к обсуждению двенадцатого пункта этого ужасающего списка: Бумага туалетная, правительственный стандарт: 12 рулонов.

Резкое замечание представителя финансового отдела, что по этой статье возможна экономия, если полевая партия (состоявшая из меня одного) будет проявлять должную воздержанность, вызвало у меня истерический смешок. Правда, я почти моментально подавил его, но, увы, слишком поздно. Двое из присутствующих, старшие по званию - оба «майоры», - молча поднялись, холодно поклонились и вышли из комнаты.

Оттавское испытание подходило к концу, но его кульминационная точка была еще впереди. Как-то рано утром я был вызван в кабинет своего непосредственного начальника для заключительной беседы «перед отъездом в поле».

Шеф восседал за порытым пылью массивным письменным столом, на котором в беспорядке валялись пожелтевшие черепа сурков (со времени поступления в отдел - а это было в 1897 году - он занимался определением скорости разрушения зубов у этих грызунов). На стене висел портрет хмурого бородатого ученого; покойный основоположник школы по изучению млекопитающих неприязненно взирал на меня. Пахло формалином - этот запах ассоциировался с тошнотворным ароматом задних помещений похоронного бюро.

После длительного молчания, во время которого он рассеянно вертел в руках череп сурка, шеф наконец с чрезвычайной серьезностью приступил к инструктажу:

Как вам известно, лейтенант Моуэт, проблема Canis lupus приобрела общенациональное значение. За один только прошлый год наше министерство получило не менее тридцати семи меморандумов от депутатов парламента, и все они от имени избирателей настойчиво требуют принять меры против волков. В большинстве случаев жалобы исходят от таких мирных и незаинтересованных общественных организаций, как рыболовные и охотничьи клубы. Что же касается деловых кругов, преимущественно крупных фабрикантов по производству боеприпасов, о их поддержка придает особый вес законным протестам избирателей, граждан нашей великой страны. Претензии сводятся к тому, что волки уничтожают оленей, поэтому наши сограждане все реже привозят с охоты богатую добычу.

Вы, очевидно, знаете, - продолжал шеф, - что мой предшественник подготовил для министра справку, в которой резкое сокращение поголовья оленей объяснялось ростом числа охотников (по его данным, на каждого оленя приходится пять человек). Министр, поверив ему на слово, начал было зачитывать этот документ в палате общин, но его быстро заставили замолчать криками «Лжец!», «Волчий прихвостень!». Через три дня моему злополучному коллеге пришлось оставить государственную службу, а министр выступил в печати со следующим заявлением: «Министерство по делам Севера и ресурсам намерено сделать все возможное, чтобы положить конец кровавой резне оленей, чинимой стаями волков. Предусмотрена широкая программа исследований этой жизненно важной проблемы с привлечением всех имеющихся в распоряжении министерства сил и средств. Население Канады может быть уверено, что правительство, членом которого я имею честь являться, примет все меры для устранения нетерпимого положения».

С этими словами шеф взял со стола самый крупный череп сурка и начал ритмически пощелкивать его челюстями, как бы подчеркивая значимость заключительных фраз:

Вам, лейтенант Моуэт, предстоит осуществить этот великий подвиг. Вам надлежит немедленно отправиться в поле и энергично взяться за работу в духе лучших традиций нашего отдела. Помните, лейтенант Моуэт, волки - это ваша проблема!

Собравшись с силами, я встал по стойке смирно, при этом моя правая рука непроизвольно вскинулась вверх, и, лихо отсалютовав, выскочил из комнаты.

В тот же день я вылетел из Оттавы на транспортном самолете канадских военно-воздушных сил. Местом моего назначения пока был Черчилль на западном побережье Гудзонова залива, но значительно дальше, где-то в пустынных просторах субарктических Бесплодных земель , меня ждала конечная цель - встреча с волками.

Раасказы о моей миссии вызывали либо настороженное недоверие, либо заговорщическое подмигивание. А между тем я вовсе не стремился к нарочитой уклончивости. Просто я руководствовался приказом, врученным мне перед отъездом из Оттавы:

«Тотчас по прибытии в Черчилль вам надлежит зафрахтовать самолет и следовать дальше в соответсвующем направлении на нужное расстояние. Вы должны организовать базу в том месте, где с уверенностью можно рассчитывать на достаточное количество волков и где будут вполне благоприятные условия для работы.»

Тон приказа был весьма решительный, однако в нем явно отсутствовали конкретные указания. Ничего удивительного, что добрая половина населения Черчилля решила, что я принадлежу к банде грабителей золота, тогда как другие увидели во мне старателя какого-то неведомого прииска, затерянного в бескрайних просторах тундры. Позднее на смену этим версиям пришла третья, еще более захватывающая. По возвращении в Черчилль после длительного отсутствия я с изумлением узнал, что, оказывается, все эти месяцы плавал на льдине вокруг Северного полюса и следил за деятельностью группы русских, дрейфовавших рядом на своем плавучем поле. Оба бидона для спирта или, как здесь полагали, с водкой предназначались якобы для того, чтобы развязать языки томимых жаждай русских и выведать у них самые сокровенные секреты. Двухмоторный транспортный самолет, рассчитанный на тридцать пассажиров, был так забит моим снаряжением, что в нем едва хватило места для меня самого и членов экипажа. Пилот, симпатичный лейтенант с усами, загнутыми точно велосипедный руль, с изумлением наблюдал за погрузкой. Он знал лишь, что я правительственный агент и направляюсь в Арктику с каким-то специальным заданием. Выражение любопытства на его лице усиливалось по мере того, как в кабину стали запихивать необычный багаж: три большие связки лязгающих волчьих капканов и среднюю секцию разборной лодки, которая походила на ванну с отрезанными концами. (Благодаря существовавшим в отделе порядкам носовая и кормовая части каноэ были отгружены другому биологу, который изучал гремучих змей в безводной пустыне южного Саскачевана!)

Затем на борт приняли мое оружие - две винтовки, револьвер с кобурой и поясом-патронташем, два дробовика и ящик со слезоточивыми гранатами; последние предназначались для того, чтобы выгонять волков из их логовищ под верный выстрел. Тут же были два больших генератора дыма с броской надписью: «ОПАСНО!» Предполагалось, что с их помощью я смогу подать сигнал бедствия, в случае если заблужусь или попаду в безвыходное положение (например, буду осажден волками). Грозный арсенал завершался ящиком, в котором находился «истребитель волков» - дьявольское изобретение, посылающее заряд цианистого калия прямо в пасть хищника, если тот попытается отведать приманку.

Затем последовало научное снаряжение, включающее два двадцатилитровых бидона, при виде которых брови пилота вовсе ушли под козырек фуражки. На бидонах значилось: абсолютный спирт для консервирования желудков.

Наконец вереницей потянулись палатки, примусы, спальные мешки, связка из семи топоров (до сих пор не понимаю, почему именно семь? Ведь я ехал в совершенно безлесную страну, где и одного топора более чем достаточно!), лыжи, снегоступы, собачья упряжь, радио (приемо-передатчик) и бесчисленное количество ящиков и тюков, содержимое которых даже для меня было совершенной загадкой.

Когда все было уложено и надежно закреплено веревками, пилот, второй пилот и я кое-как перелезли через гору груза и втиснулись в кабину.

Летчик, привыкший по службе к военным тайнам, сумел подавить жгучее любопытство, вызванное непонятным назначением столь странного снаряжения, и ограничился мрачным замечанием:

Вряд ли эта старая корзина взлетит с такой уймой всякой всячины на борту.

По правде говоря, я тоже сильно сомневался, но самолет с невероятным грохотам скрипом все же оторвался от земли.

Полет на север продолжался долго и не был богат событиями, если не считать того, что над заливом Джеймса заглох один мотор и остальной путь мы летели на небольшой высоте в довольно густом тумане. Эти «мелкие» неприятности временно отвлекли пилота от раздумий о том, кто же я такой и для чего послан. Но едва мы приземлились в Черчилле, как его прорвало.

Конечно, это не мое собачье дело, - начал он извиняющимся тоном, пока мы шагали к ангару, - но, бога ради, дружище, в чем дело?

Ничего особенного, - бодро ответил я, - просто мне предстоит провести годик-другой в компании волков, вот и все!

Пилот состроил гримасу - точь-в-точь как мальчишка, которого выбранили за назойливость.

Виноват, - пробормотал он покаянно, - ведь знаю, что никогда не надо спрашивать.

Но не только экипаж самолета проявлял повышенный интерес к моей персоне. В Черчилле все мои попытки договориться о случайном самолете, который забросил бы меня в глубь тундры, ни к чему не привели. Не помогли ни правдивые объяснения целей экспедиции, ни честное признание того, что я и сам не ведаю места высадки. Ответом было либ

После того как эта сногсшибательная версия облетела город, я стал местной знаметитостью. Но все это случилось гораздо позже, а сейчас, впервые прилетев в Черчилль, я уныло шагал на пронизывающем ветру по улицам города, доверху засыпанного снегом. Тщетно обивал я пороги в поисках летчика, который согласился бы доставить пассажира в неизвестном направлении. Я еще не стал героем, и никто не хотел помочь незнакомому чудаку.

После долгих поисков мне наконец удалось найти пилота, летавшего на древнем как мир «Фэйрчайлде», поставленном на лыжи. Он зарабатывал на жизнь первозкой трапперов в дальнюю тундру в уединенные промысловые избушки. Когда я выложил перед ним, что от него требуется, он рассвирепел:

Послушай, малый, - заорал он, - только психи нанимают самолет неизвестно куда и только психу может взбрести в голову, что парень вроде меня всерьез поверит, будто ты хочешь пожить бок о бок со стаей волков! Поищи-ка себе другого воздушного извозчика, понял? Мне некогда валять дурака!

Нужно же было такому случиться, что в Черчилле, этом унылом городишке лачуг, в тот момент не оказалось других воздушных извозчиков, хотя незадолго до моего приеэда их было трое. Один из них немного не рассчитал, когда садился на лед Гудзонова залива в надежде подстрелить белого медведя. В итоге медведь оказался единственным оставшимся в живых участником охоты. Второй летчик находился в Виннипеге, где надеялся подсобрать денег на покупку нового самолета - у прежнего при взлете отвалилось крыло. Ну, а третьим был, разумеется тот, которому «некогда валять дурака».

Поскольку я оказался бессильным выполнить приказ, мне не оставалось ничего иного, как запросить по радио из Оттавы новые распоряжения. Ответ пришел быстро - через каких-нибудь шесть дней.

НЕ МОЖЕМ ПОНЯТЬ ВАШИХ ЗАТРУДНЕНИЙ ТЧК ИНСТРУКЦИИ СОВЕРШЕННО ЯСНЫ ТЧК ПРИ ТОЧНОМ ВЫПОЛНЕНИИ ТРУДНОСТИ ИСКЛЮЧЕНЫ ТЧК ПОСЫЛАТЬ СЛУЖЕБНЫЕ РАДИОГРАММЫ В МИНИСТЕРСТВО ПО ИНСТРУКЦИИ СЛЕДУЕТ ЛИШЬ В ИСКЛЮЧИТЕЛЬНЫХ СЛУЧАЯХ И НИ ПРИ КАКИХ ОБСТОЯТЕЛЬСТВАХ ПОВТОРЯЕМ НИ ПРИ КАКИХ ОБСТОЯТЕЛЬСТВАХ ОНИ НЕ ДОЛЖНЫ ПРЕВЫШАТЬ ДЕСЯТИ СЛОВ ТЧК ЧЕРЕЗ ДВЕ НЕДЕЛИ ОЖИДАЕМ ОТЧЕТ О ПРОДЕЛАННОЙ РАБОТЕ И РАССЧИТЫВАЕМ ЧТО ЗА ЭТОТ СРОК ВЫ УСТАНОВИТЕ ТЕСНЫЙ КОНТАКТ С КАНИС ЛУПУС ТЧК РАДИОГРАММЫ ЗА СЧЕТ МИНИСТЕРСТВА НЕ ДОЛЖНЫ ПРЕВЫШАТЬ ДЕСЯТИ СЛОВ ЗПТ СЛЕДУЕТ ОГРАНИЧИВАТЬСЯ ТОЛЬКО ВАЖНЕЙШИМИ СООБЩЕНИЯМИ ИЗЛОЖЕННЫМИ ПРЕДЕЛЬНО СЖАТО ТЧК КАК ПОНИМАТЬ ЧТО У ВАС ТОЛЬКО ПОЛОВИНА КАНОЭ ТЧК СТОИМОСТЬ ВАШЕЙ РАДИОГРАММЫ БУДЕТ УДЕРЖАНА ИЗ ЖАЛОВАНЬЯ

Начальник отдела по растратам и хищениям

Ясно. Делать нечего - оставалось ждать возвращения пилота, уехавшего в Виннипег. Жил я в местном отеле - скрипучем сарае, сквозь его щели в ветреные дни наметало немало снега. Впрочем, других дней в Черчилле не бывает.

И все же я не бездельничал. В то время город был наводнен миссионерами, проститутками, полицейскими, торговцами спиртными напитками, трапперами, контрабандистами, скупщиками мехов и прочими весьма занимательными личностями. Все они оказались величайшими знатоками по волчьей части. Я беседовал то с одним, то с другим и старательно записывал все, что мне говорили. Таким путем я узнал совершенно изумительные факты, которые никогда еще не отмечались в научной литературе. Так, например, выяснилось, что, хотя, по единодушному мнению, в арктической зоне от волков ежегодно гибнет несколько сотен людей, волки никогда не нападают на беременных эскимосок. (Миссионер, сообщивший мне столь ценные сведения, был твердо убежден, что именно отвращением волков к мясу беременных женщин объясняется высокий коэффициент рождаемости у эскимосов. Впрочем, это обстоятельство является также результатом прискорбной склонности последних скорее заботиться о продлении рода, чем о спасении души.) Мне рассказывали также, что каждый четвертый год волки подвержены странной болезни, из-за которой напрочь сбрасывают шкуру. Пока им приходится бегать «голышом», они настолько беспомощны, что немедленно свертываются в клубок, если подойти к ним вплотную. По утверждению охотников, волки вскоре окончательно уничтожат оленьи стада - ведь каждый волк ежегодно режет несколько тысяч карибу, просто так, из кровожадности, тогда как ни один траппер и подумать не смеет о том, чтобы застрелить карибу, разве что в порядке самозащиты. А одна женщина обогатила мои знания весьма странным сообщением: по ее словам, с тех пор как здесь создана американская авиационная база, количество волков перешло всякие границы, и теперь остается один выход - если тебя укусят, отвечать тем же.

Как-то один из моих собеседников, старый охотник, предложил мне отведать «волчьего коктейля», если уж я такой энтузиаст волковедения. Я ответил, что выпивка как таковая меня не прельщает, но меня интересует все, что относится к волкам, поэтому я, как ученый, просто обязан попробовать, что это такое. Тогда старик привел меня в единственный в Чкерчилле пивной бар (который в обычных условиях я обходил бы стороной) и налил стаканчик. Напиток оказался адской смесью из бурды, известной в здешних местах по названием пива «Лось», и антифриза, добытого у солдат с авиационнной базы.

Тотчас после крещения «волчьим коктейлем» я отправил простым письмом свой первый отчет о работе, который (к счастью для моей дальнейшей службы в министерстве) оказался совершенно не поддающимся расшифровке. Никто в Оттаве не смог в нем разобраться, поэтому отчет был признан верхом научной мысли. Я уверен, что это бредовое сочинение и посейчас хранится в архиве министерства и к нему обращаются правительственные специалисты, когда появляется необходимость проконсультироваться у эрудированного эксперта по волкам. Кстати, всего месяц назад я встретил одного биолога, которому довелось видеть отчет; по его уверениям, многие крупные ученые до сих пор считают, что это - последнее слово науки о Canis lupus.

За время вынужденного пребывания в Черчилле мне удалось не только собрать массу интереснейших сведений о волках, но и сделать самостоятельное открытие, которое, с моей точки зрения, имело весьма большое практическое значение: я обнаружил, если смешать лабораторный спирт с пивом упомянутой марки «Лось» (в равных частях), то получается напиток, который не уступит божественному нектару! Поэтому я спешно добавил к своим продовольственным запасам пятнадцать ящиков пива. Кроме того, я запасся достаточным количеством формалина - в нем, как подтвердит любой препаратор, ткани мертвых животных сохраняются ничуть не хуже, чем в чистом спирте. А отпущенный мне спирт, право, жаль на это тратить!

В последних числах мая мне наконец удалось выбраться из осточертевшего Черчилля. Перед эти в течение трех суток бушевала пурга; на третий день, когда слепящие снежные шквалы свели видимость к нулю, над самой крышей отеля проревели моторы. Самолет плюхнулся на лед ближнего озерка. Ветер едва не понес его дальше, но несколько человек, сидевших в пивном баре, в том числе и я, успели вовремя выскочить и ухватиться за крылья.

Это была донельзя изношенная двухмоторная учебная машина образца 1938 года, отработавшая все мыслимые сроки и в конце концов списанная военным ведомством на слом. Теперь эта развалина ожила в руках бывшего английского военного летчика, долговязого малого с ввалившимися глазами, одержимого манией открыть собственную авиалинию на севере Канады. Пилот вылез из своей скрипучей колымаги, которую мы с трудом удерживали на месте, и разматывая длиннющий светло-вишневый шарф, представился. По его словам, он летел из Йеллоунайфа, что находится в тысяче с лишним километров к северо-западу отсюда, в Пас.

Ведь это Пас? - с надеждой спросил он.

Мы деликатно намекнули ему, что Пас лежит приблизительно в шестистах километрах к юго-западу. Однако такая неожиданность ничуть не обескуражила летчика.

А, ладно - любой добрый старый порт хорош в шторм, - весело сказал он и в сопровождении своего медлительного бортмеханика направился вместе с нами в пивной зал.

За кружкой пива я горько пожаловался ему на свои невзгоды.

Пустяки, - заявил летчик, внимательно выслушав меня, - завтра же поддадим газу и на старой колымаге доставим вас куда душе угодно. Что, если направиться на северо-запад? Это лучший курс для нас. Видите ли, я не доверяю своему компасу на других румбах. Полетим быстро и низко. Найдем массу волков, тогда - на посадку, и счастливо оставаться!

Он оказался хозяином своего слова. Правда, в ближайшие три дня улететь не удалось - во-первых, из-за очень низкой облачности, во-вторых, самолет, поставленный на лыжи, сильно «хромал» - протекал правый цилиндр гидравлического амортизатора шасси. С погодой мы, разумеется, ничего не могли поделать, но цилиндр-то можно заставить работать. Бортмеханик решил накачать его тюленьим жиром. Честно говоря, тек он по-прежнему, но все же самолет стоял прямо в течение двадцати минут, а затем валился на бок, как подстреленная утка.

На четвертый день собрались в путь. Самолет мог поднять лишь небольшой груз, и мне пришлось пожертвовать частью поклажи, в том числе никому не нужной ванной-каноэ. Вместо нее удалось выменять за галлон спирта брезентовую лодку, находившуюся в приличном состоянии. Пилот уверял, что сможет ее увезти, привязав под брюхо самолета.

Тогда я решился на дерзкий трюк. Естественно, что ящики с полюбившимся мне пивом «Лось» попали в кучу багажа, который был отложен как несущественный. Но мне пришло в голову обмануть этого славного парня. Ночью, посвятив себе электрическим фонариком, я убедился, что все пятнадцать ящиков отлично умещаются в брезентовой лодке. Когда я снова крепко притянул ее веревками к фюзеляжу, абсолютно никто не мог заметить, что в ней спрятан жизненно важный груз.

День нашего отлета выдался чудесный. Скорость ветра не превышала шестидесяти километров в час, снегопад прекратился. Взлетев в черном морском тумане, мы сразу потеряли из вида Черчилль и, развернувшись, пошли на северо-запад.

Правда, все произошло не так гладко. Во время недавней оттепели лыжи самолета сантиметров на пять ушли в снежную слякоть, а затем накрепко примерзли ко льду. Первые попытки взять разгон не увенчались успехом; оба мотора надсадно ревели на предельных оборотах, но самолет не трогался с места. Такое упрямство в одинаковой степени озадачило и летчика, и механика. И только после того, как из бара выбежало несколько завсегдатаев, которые, стараясь перекричать адский грохот моторов, показывали на наши лыжи, мы поняли, в чем заключалась загадка. С помощью добровольцев из пивной нам удалось раскачать и освободить самолет. Но произошла очередная задержка - неисправный цилиндр успел осесть, и потребовалось зарядить его новой порцией тюленьего жира.

Освобожденный для разбега самолет вновь поразил своего хозяина - на этот раз он решительно отказывался подняться в воздух. Мы катили по маленькому озерку на полном газу, но никак не могли оторваться. В последний момент летчик резко рванул руль, самолет описал на лыжах крутую дугу, подняв тучу снега, которая чуть было не погребла нас, и мы, несколько озадаченные, оказались на месте старта.

Чертовски странно, - пробормотал летчик, - самолет должен был взлететь, понимаете, должен! А, ладно! Снимем запасное горючее и облегчим вес.

Резервные бочки с бензином были взяты на борт для обеспечения обратного рейса до Черчилля, и по-моему выбрасывать их было несколько опрометчиво. Но так как командовал он, то мне оставалось только молчать.

После того как мы выгрузили запасное горючее, летчик с первой же попытки поднял машину в воздух, разумеется, предварительно накачав злополучный цилиндр. Но даже родная стихия не доставила самолету особого удовольствия. Скорее наооборот, он упорно отказывался подняться выше ста метров, а указатели оборотов обоих моторов неуклонно показывали примерно три четверти законной нормы.

Нет никакой нужды забираться выше, - весело прокричал летчик прямо мне в ухо, - тогда не увидим волков! А ну-ка, откройте глаза пошире…

Вытянув шею, я тщетно пытался что-нибудь разглядеть сквозь мутный, исцарапанный плексигласовый иллюминатор. Самолет шел в густом сером облаке, порой даже скрывался конец крыла. Волков я не видел, никаких признаков волков.

Мы жужжали уже около трех часов. С таким же успехом можно было провести их на дне бочки с черной патокой - впечатление от мира, расстилавшегося под нами, осталось бы таким же. Но вот летчик перешел в крутое пике и прокричал:

Иду на посадку! Бензина осталось в обрез на обратную дорогу. Впрочем, под нами чудесная волчья страна. Волки что надо!

Мы вынырнули из-под облака в десяти метрах от земли и обнаружили, что летим над замерзшим озером в долине шириной около полутора километров, окруженной высокими скалистыми холмами. Ни секунды не колеблясь, летчик приземлился. И если раньше я сомневался в его летных способностях, то теперь мог только восхищаться его искусством - ведь он умудрился сесть на одну исправную лыжу! Только когда самолет почти окончательно потерял скорость, пилот осторожно поставил его на больную правую «ногу» и не стал глушить моторы.

Приехали, приятель, - весело сказал он, - вам выходить. И побыстрее. А то стемнеет, прежде чем мы доберемся до Черчилля.

Увидев содержимое каноэ, летчик бросил на меня укоризненный взгляд.

Не совсем честно, а? - спросил он. - Ну ладно, предположим, что вам без этого не обойтись. Хорошенький подвесок, ничего не скажешь! Как-нибудь осенью вернусь за вами, если эта старая колымага не развалится. Не унывайте! Вокруг полно эскимосов - они в любое время доставят вас в Черчилль.

Большое спасибо, - смиренно пролепетал я. - Но не можете ли вы сказать, где я все-таки нахожусь - мне это понадобится для отчета.

Весьма сожалею. Сам не очень-то уверен. Скажем, примерно в пятистах километрах к северо-западу от Черчилля. Достаточная точность? Но как бы то ни было, карты этих мест не существует… Счастливо!

Дверца кабины захлопнулась. Моторы взревели во всю мощь, как им и положено, самолет запрыгал по заслугам, нехотя поднялся и исчез в хмуром небе.

Я огляделся и увидел вокруг промерзшие холмы - их вершины были закрыты тучами, увидел широкую полосу торосистого льда и раскинувшуюся за долиной волнистую тундру, пустынную, без единого деревца. Да, кажется, я и впрямь попал в самую настоящую страну волков. Мне даже померещилось множество волчьих глаз, которые настороженно следят за мной. Я зарылся в гору багажа, отыскал револьвер и постарался критически оценить создавшееся положение.

Оно было не из блестящих. Правда, мне - это бесспорно - удалось проникнуть в самое сердце Киватинской тундры. Кроме того, создано даже некоторое подобие базы, хотя ее местоположение - на льду озера, вдали от берега - оставляет желать лучшего. Как бы то ни было, до сих пор я строго придерживался инструкции. Однако следующий пункт оперативного приказа явно противоречил реальным возможностям: 3, разд. С, п. iv.

Немедленно по организации постоянной базы вам надлежит, используя водные пути, отправиться на каноэ в широкий объезд окружающей территории с целью общего ознакомления и сбора достаточных статистических сведений о численности Canis lupus и области их распространения, а также для установления непосредственного контакта с изучаемым объектом…

Я и рад бы действовать согласно инструкции, но толстый лед под ногами вынуждал отложить плавание на каноэ по крайней мере на несколько недель, а, возможно, и навсегда. К тому же, лишенный других средств транспорта, я просто не знал, как начать перевозку целой груды снаряжения на твердую землю. Что же касается «установления контакта с объектом изучения», то сейчас я вообще не ставил перед собой этой задачи, если только сами волки не проявят инициативы.

Как быть? Ведь инструкция составлялась специально для меня после консультации с Метеорологической службой. Там клятвенно заверили мое начальство, что к намеченному сроку моего прибытия в центральную тундру озера и реки «обычно» очищаются ото льда.

Еще в Оттаве я твердо усвоил правило: никогда не оспаривать сведений, исходящих от других отделов; ведь если полевые работы срываются из-за неверной информации, то виноватым все равно оказывается полевой работник.

В создавшемся положении оставался только один выход: несмотря на обескураживающий ответ на мою первую радиограмму, просить новых указаний из Оттавы.

Я мгновенно распаковал портативную радиостанцию и водрузил ее на штабель ящиков. Должен признаться, что раньше у меня как-то не хватало времени, чтобы ознакомиться с аппаратурой. Поэтому сейчас, перелистав приложенное руководство, я несколько растерялся: меня снабдили моделью, предназначенной для лесников, радиус ее действия в нормальных условиях не превышал тридцати километров. Тем не менее я присоединил батареи, поднял антенну и, согласно наставлению, принялся вертеть ручки и нажимать кнопки, словом - вышел в эфир.

По причинам, известным лишь министерству транспорта, которое выдает разрешения на переносные рации такого типа, мои позывные были «Дэзи Мей».

Несколько часов кряду несчастная Дэзи посылала отчаянные призывы в темнеющее полярное небо, но - ни шепота в ответ. Я уж совсем было согласился с приведенной в наставлении весьма скептической оценкой рации и собирался прекратить бесплодные попытки, как вдруг уловил слабый человеческий голос, едва слышный сквозь свист и треск в наушниках. Поспешно настроившись на волну, я с трудом разобрал несколько испанских слов.

Я понимаю, что мое дальнейшее повествование может вызвать недоверчивую улыбку читателей, но так как я сам абсолютно не смыслю в радиотехнике, то мне остается лишь привести объяснение, данное позднее одним экспертом. Добавлю также, что ни один рядовой биолог, и я в том числе, ни за что не сумел бы выдумать такой истории. Техническая сторона вопроса сводилась к загадочному явлению, известному по названием «прыжок волны»: в результате определенного сочетания атмосферных условий маломощные радиостанции (особенно на Севере) иногда осуществляют связь на очень большое расстояние. Моя установка побила все рекорды. Станция, которую я поймал, принадлежала радиолюбителю в Перу.

Его английский язык был не лучше моего испанского, и прошло немало времени, прежде чем мы начали понимать друг друга. Но и после этого он остался при убеждении, что с ним говорят откуда-то неподалеку, с Огненной Земли. Я совершенно вымотался, пока наконец столковался с перуанцем. Он записал основной смысл моего сообщения и обещал переслать его в Оттаву по обычным каналам связи. Памятуя недавнее суровое предупреждение, я свел свое послание к десяти словам, которые были неправильно поняты в Перу и в довершение основательно перевраны при переводе. Во всяком случае, их оказалось вполне достаточно, чтобы, как мне стало известно впоследствии, вызвать переполох в официальных кругах.

Телеграмма пришла из Южной Америки и поэтому поступила не в мое министерство, а в министерство иностранных дел. Там лишь установили, что депеша, по-видимому, передана с Огненной Земли и, кажется, зашифрована. Срочно запросили министерство обороны, в котором никак не могли расшифровать код или хотя бы собрать какие-нибудь сведения о таинственном канадском агенте, засланном в район мыса Горн.

Клубок распутался совершенно случайно. Несколько недель спустя один из заместителей министра иностранных дел, завтракая с высокопоставленным чиновником из моего министерства, рассказал ему нашумевшую историю и случайно упомянул, что загадочная депеша подписана каким-то ВАРЛЕЕМ МОНФЭТОМ.

С похвальной (хотя почти необъяснимой) проницательностью сановник признал меня наиболее вероятным автором радиограммы. Однако возникла новая, еще более волнующая загадка: кто разрешил мне отправиться на Огненную Землю? В результате полетели срочные радиограммы, адресованные мне через канадского консула в Чили, с требованием немедленно прислать объяснения в Оттаву. Ни одно из этих предписаний до меня не дошло. Даже если бы их направили по прямому пути, я бы их все равно не получил - ведь батареи рации годились всего на шесть часов работы. До того как они окончательно сели, мне удалось принять только концерт легкой музыки из Москвы.

Но вернемся к моему повествованию.

К тому времени, когда я закончил разговор с Перу, совсем стемнело, и окружающие холмы, казалось, вплотную придвинулись ко мне. Волков пока не было, но они, как легко понять, в сильной степени занимали мое воображение, и когда вдали промелькнула какая-то тень, я сразу понял - это волки!

Напрягая слух, я уловил слабый, но взволновавший меня звук, который мгновенно узнал. Мне неоднократно приходилось слышать его и раньше, правда не в дикой местности, а в ковбойских фильмах. Тут не могло быть ошибки - это вой волчьей стаи, несущейся в бешеной погоне. Совершенно очевидно, что направляются они в мою сторону. Итак, мне, вероятно, удастся выполнить по крайней мере одно задание - я вот - вот «установлю контакт с изучаемым объектом».

Но радость от сознания верности долгу омрачилась целым рядом обстоятельств, среди которых не последнее место занимал тот факт, что в моем револьвере всего шесть зарядов, а я, хоть убей, не помню, куда засунул запасные патроны. Вопрос этот имел немаловажное значение: будучи весьма начитан по своей части, я знал, что число волков в стае колеблется от четырех до сорока. Более того, если судить по разнообразию голосов, я склонен был предположить, что эта стая насчитывает не менее четырех сотен хищников.

Полярная ночь вплотную надвинулась на меня, волки тоже вот-вот нагрянут. В темноте я, конечно, не смогу как следует определить ни их численности, ни тем более характера повадок. Поэтому я предпочел за благо спрятаться за перевернутую лодку, чтобы присутствие человека не слишком бросалось в глаза и не вызывало у животных тенденции к нетипичному поведению.

Как известно, один из основных принципов современной биологии заключается в том, что наблюдатель ни при каких условиях не должен допускать, чтобы его внимание рассеивалось. Вынужден, однако, честно признаться, что в сложившейся обстановке я так и не сумел сконцентрироваться надлежащим образом. Особенно меня беспокоила мысль о каноэ. Непрочная парусиновая лодка на тонком кедровом каркасе вряд ли выдержит грубое обращение, и тогда я останусь вовсе без средств передвижения.

Что же касается второго источника беспокойства, то его крайнюю необычность мне хотелось бы подчеркнуть особо как наглядное свидетельство нелогичности человеческого мышления при отсутствии должного дисциплинирующего контроля. Дело в том, что я поймал себя на горячем желании превратиться в беременную эскимоску!

Находясь под лодкой, я, разумеется, не мог видеть, что происходит снаружи, поэтому мне пришлось положиться на другие органы чувств. Я услышал, как стая примчалась на полном ходу, описала круг у груды моего снаряжения и кинулась прямо к каноэ.

Ужасающий вой, лай и визг почти оглушили меня; от невыносимого шума у меня начались галлюцинации - мне почудился среди общего рева хриплый человеческий голос: Звучал он примерно так:

СТОЙЧЕРТВАСПОБЕРИСУКИНЫДЕТИ!

Затем послышались удары, болезненный визг, и внезапно наступила удивительная тишина.

Я потратил годы, стремясь научиться делать правильные выводы из наблюдаемых явлений, но с подобной ситуацией столкнулся впервые. Это было выше моего понимания. Требовались дополнительные факты. С величайшими предосторожностями я глянул одним глазом в щель между планширом каноэ и льдом. Сперва ничего не было видно, кроме множества волчьих лап, но внезапно мое внимание приковала пара конечностей - единственная пара, которая явно не принадлежала волку. Мобилизовав все свои дедуктивные способности, я сразу же отыскал ответ, спокойно приподнял борт каноэ, высунул голову и уставился в смущенное, слегка испуганное лицо молодого человека, закутанного в оленьи меха. Вокруг него, грозно скалясь, сгрудились четырнадцать огромных, грозных эскимосских лаек, составлявших упряжку. Что же касается волков, то, признаюся чистосердечно, их нигде не было видно.

Обидно, конечно, что первая встреча с волками вылилась во встречу с собаками, но судьба меня вознаградила.

Как оказалось, хозяин упряжки, сын эскимоски и белого, занимается охотой и живет в промысловой избушке всего в нескольких километрах отсюда. Это же идеальное место для моей постоянной базы!

Майк - так звали молодого охотника - был единственным человеческим существом, обитающим на площади в двадцать пять тысяч километров, если не считать горстки эскимосов (включая семейство его матери), которые жили в ста километрах к северу. Редкая удача! Можно не опасаться людской назойливости и спокойно проводить наблюдения над волками.

Поначалу Майк отнесся ко мне довольно сдержанно, чтобы не сказать - подозрительно. За все свои восемнадцать лет он не слышал, чтобы самолет сел в этой части полярной пустыни. Ему, правда, доводилось изредка видеть аэроплан, но очень высоко над головой, и каждый раз серебристые птицы пролетали мимо. Не удивительно, что он никак не мог представить, как это самолет, которого не было ни видно, ни слышно, высадил меня с кучей багажа на лед посреди озера.

С самого начала нашего знакомства Майк был склонен считать мое появление делом рук нечистого. От своего отца-торговца он почерпнул немало сведений об основах христианства и всегда был на страже против дьявольских козней. Однако на рискованные действия он так и не отважился.

Первые несколько дней Майк не выпускал из рук своего карабина и выдерживал приличное расстояние. Но стоило угостить его «волчьим коктейлем», как он отложил винтовку в сторону, решив, по-видимому, что, даже если я и в самом деле черт, соблазн слишком велик, чтобы ему противиться.

Вероятно, так и не придумав, что еще со мной можно сделать, Майк в первую же ночь привел меня в свою избушку. Построенная из жердей, крытая гниющими оленьими шкурами, она едва ли могла показаться дворцом, но для моих целей вполне годилась.

Перед отъездом из Оттавы начальство разрешило мне нанимать вспомогательных рабочих из местного населения при условии, однако, чтобы весь расход по этой статье не превышал трех долларов в месяц. Я немедленно заключил сделку с Майком и выдал ему официальную долговую расписку на десять долларов в оплату жилья на три месяца вперед, а также его услуг в качестве проводника и помощника. По сравнению с тем, как в подобных случаях рассчитывались с эскимосами правительственные учреждения, миссии и фактории, это была сказочная плата. Впрочем, я не сомневался, что наш финансовый отдел примирится с подобной расточительностью; должны же они учесть, что не будь здесь Майка, учреждение потерпело бы убыток в четыре тысячи долларов - такова стоимость экспедиционного снаряжения, которое неминуемо погибнет, едва растает лед на озере.

Правда, в ходе дальнейших событий мне показалось, что сделка с Майком носит несколько односторонний характер. Очевидно, Майк не совсем точно понял смысл принятых обязательств, но, во всяком случае, пока он перевез на собачьей упряжке весь мой груз к своему дому.

Последующие дни я был страшно занят распаковкой снаряжения и устройством походной лаборатории и волей-неволей оккупировал почти всю избушку. Мне было совершенно не до Майка, но все же я заметил, что он чем-то угнетен. Поскольку он казался молчаливым от природы (со всеми, кроме своих собак), а познакомились мы совсем недавно и вмешиваться в его личные дела мне было попросту неудобно, я не стал выяснять причину его дурного настроения, а попытался развлечь его и время от времени демонстрировал перед ним то одни, то другие приборы.

Казалось, они подействовали на его воображение, но желанного эффекта не произвели. Майк был по-прежнему озабочен, его удрученность даже усилилась. А после того как я показал ему цианистый «истребитель волков» и объяснил, что отрава убивает мгновенно, причем действует в ничтожном количестве, так что обнаружить ее почти невозможно, поведение Майка сделалось и вовсе ненормальным. Он повсюду стал таскать длинную палку и, прежде чем сесть за стол, весьма странным образом колотил ею по стулу и даже по тарелке с едой. Мало того, по утрам он начал выколачивать свою обувь и одежду.

В другой раз, когда я вытащил четыре сотни мышеловок, которыми собирался ловить мелких млекопитающих, чтобы по ним затем определять содержимое желудков волков, и объяснил, как вываривать скелеты леммингов для коллекции, Майк молча вышел из избушки и с тех пор решительно отказывался разделять со мной трапезу. Должен, однако, признаться, что такое поведение Майка не очень меня обеспокоило. Обладая кое-какими познаниями в области психологии, я без труда распознал в нем симптомы замкнутости. Тем не менее я решил вывести его из состояния болезненной само углубленности.

Сумах (Rhus lancea L. f.), Семейство Сумаховые (Anacardiaceae) - вечнозеленый кустарник или дерево высотой до 9 м с темно-коричневой корой и красноватыми ветвями. Листочки сложных листьев узкие, сверху темно-, а снизу бледно-зеленые. Цветки мелкие, желтовато-зеленые, в изящных соцветиях. Плод округлый, с крупным семенем и тонким слоем мякоти (из него приготовляют пиво, ягоды едят птицы). Древесина тяжелая, красновато-коричневая, хорошо полируется и обрабатывается. Растение встречается в засушливых районах Южной Африки по берегам рек и в понижениях.

Бутылочное дерево, бумбо, пахиподиум Лила (Pachypodium lealii Welw. = P. giganteum Engl.), Семейство Кутровые (Apocynaceae) – кустарник или дерево до 7,6 м высотой, с бутылковидным стволом, расширенным у основания и суженным к вершине. Вокруг главного имеется несколько боковых стеблей, ветвящихся у вершины. Кора серо-зеленая или светло-коричневая, часто с пурпурными прожилками. Листья сидячие, узко-продолговатые, бархатистые, собраны на верхушках веточек. Колючки лиловые, до 1,5-3 см длины, сидят обычно попарно. Цветки, напоминающие цветки петуньи, собраны в грозди на концах веточек. Растет на сухих каменистых холмах в северной части Юго-Западной Африки.

1 - Пахиподиум намакванский (Pachypodium namaquanum (Wyley ex Harv.) Welw.), Семейство Кутровые (Apocynaceae) – суккулентное деревце до 1,5-2 м высоты, называемое в народе «люди-призраки». Имеет цилиндрический колючий, обычно неветвистый ствол. Серовато-зеленые бархатистые листья скучены на верхушках, быстро опадают. Крона всегда наклонена на север (то есть к солнцу, так как это растение южного полушария). Имеет очень причудливую форму. В начале сентября крона его бывает усеяна трубчатыми красновато-коричневыми цветками с запахом жасмина. Встречается это растение на сухих каменистых холмах вблизи р. Оранжевой в Намакваленде и на юго-западе Африки. Находится под охраной, за его повреждение взимается штраф. 2 - Суккулентная лилия Импала, или адениум тучный (Adenium obesum (Forsk) Roem. et Schult. var. multiflorum (Klotrsch) Codd), Семейство Кутровые (Apocynaceae) – растет в тропической Африке: в восточных и северных районах Трансвааля, в северной части Зулуленда, в Кении и в Свазиленде. Это кустарник около 1,2 м высоты. Листья суккулетные, светло-зеленые, мясистые, сидят в воронках на концах ветвей. Цветки крупные, белые с розовой или красной бахромой, появляются зимой, часто на безлистных ветвях. Плод парный, каждая часть гороховидная, сок плодов используется как яд для стрел. Растение поедается дикими животными. Древовидную форму лилия Импала имеет только на охраняемых территориях северной Родезии. 3 - Баобаб дланевидный, адансония пальчатая, обезьянье хлебное дерево (Adansonia digitata L.), Семейство Баобабовые (Bombacaceae) – дерево 10-25 см высоты с мощным стволом, диаметром до 12 м, и огромной кроной. Листья крупные, пальчатосложные, опадающие на сухой период и зеленеющие в течение периода дождей. Кора очень твердая, гладкая. Цветки до 20 см в диаметре, появляются в сезон дождей. Плоды до 40 см длины, похожи на огромный огурец, с сочной мякотью, мучнистой и кисловатой, в которую погружена масса семян. Древесина мягкая, легкая, пористая, годовые кольца отсутствуют. Часто во время пожаров в дереве образуются огромные дупла (из-за выгорания сердцевины), но оно продолжает жить. Корни разрастаются от дерева на сотни метров. Баобаб – типичное дерево африканской саванны. Из-за многостороннего использования оно становится редким, поэтому в ряде государств Южной Африке его рекомендуется взять под охрану. Старейшие экземпляры сохраняются в национальном парке Крюгера.

Баобабы характерны для тропических стран, особенно тропической Америки. В семействе насчитывается 28 родов и около 190 видов. Часто это очень крупные деревья с толстыми бочонкообразными стволами. В утолщенных стволах сильно развита паренхимная ткань, запасающая воду, что позволяет растению переносить сильные засухи.

1 - Босвеллия Картера (Boswellia carteri Birdw.), Семейство Бурзеровые (Burseraceae) – встречается по возвышенностям в Сомали, но численность ее с каждым годом сокращается из-за сбора ценной смолы-ладана. Род насчитывает более 20 видов. Это невысокие деревья или кустарники с бесформенным кривым стволом и плакучими ветвями. Листья у них перистые, волосистые. Род энцефаляртос (Encephalartos), Семейство Саговниковые (Cycadaceae) интересен своим древним происхождением. Он содержит около 40 видов. В основном это невысокие пальмовидные растения со стволом высотой 1-4, реже 8-15 м, есть и бесстебельные виды. Ствол у них простой, или ветвистый от основания. Листья жесткие, с колюче-остроконечными сегментами и обычно зубцами с одного или обоих краев. Местное название – «хлебное дерево»: раньше стволы расщепляли и собирали затвердевшие куски смолы, идущие в пищу. Семена напоминают финики, с твердой серцевиной, слоем сочной мякоти и твердой, часто ярко-окрашенной оболочкой. В прошлом многие саговники были вывезены из Африки за границу или перенесены в ботанические сады, парки, частные тколлекции. Теперь все представители рода находятся в Африке под охраной. 2 - Энцефаляртос Альтенштейна (Encephalartos altensteinii Lehm.) – растение высотой обычно 2-4, реже 7 м, взрослые экземпляры встречаются в окружении более низких, почти бесстебельных отпрысков. В период опыления желтоватые женские и мужские стробилы издают своеобразный сильный аромат, привлекающий массу насекомых, особенно жуков. Мегастробилы длиной 40-50 см, шириной до 30 см, массой до 40 кг. Растет в юго-восточной Африке. Широко распространен в ботанических садах. 3 - Энцефаляртос кафрский (Encephalartos caffer (Thunb.) Lehm.) – отличается очень медленным ростом, может жить до 500 лет. Ареал его небольшой: простирается вдоль побережья Индийского океана в Капской провинции ЮАР от Порт-Элизабет на юге и почти до Дурбана на севере. Издавна это растение использовалось как пищевое, но в настоящее время его запасы угрожающе сократились из-за освоения мест обитания под посевы кукурузы.

4 на рис. вверху - Циатея Дрега, древовидный папоротник Дрега, восточный древовидный папоротник (Cyathea dregei Kunze), Семейство Циатейные (Cyacheaceae) – достигает в высоту 5,5 м, имеет крепкий, толстый, неветвистый ствол и дуговидную крону из очень длинных, изящных, трижды рассеченных листьев, темно-зеленых сверху и светлых снизу. Встречается в Южной Африке (восток Капской области, Натал, восточный и центральный Трансвааль) до тропической зоны. Растет обычно на плоскогорьях, на высоте от 350 м над Ур. моря, в вельдах и на травянистых склонах вдоль ручьев. Охраняется в национальном парке Натал, но необходима охрана и в Трансваале.

2 - Энцефаляртос умбелузийский (Encephalartos umbeluziensis R.A. Dyer), Семейство Саговниковые (Cycadaceae) – довольно мелкий, менее 4 м высоты. У него нет ствола над поверхностью земли: благодаря втягивающему действию его корней ствол уходит в землю по мере своего роста, так что над поверхностью видна только крона листьев, а старые листовые основания находятся на подземной части ствола. Растет в тенистых лесах по долинам притоков р. Мгулизи, откуда через горы уходит в Мозамбик. 3 - Энцефаляртос мохнатый (Encephalartos villosus Lehm.) – распространен от востока Капской провинции и Натала до Свазиленда. Это тоже бесстебельное растение, отличающееся от предыдущего вида более длинными и сочными листьями и значительно более длинными и тонкими мужскими шишками. Род Молочай – самый обширный в семействе Молочайные (Euphorbiaceae) – около 2 тыс. видов. Он хорошо представлен в Африке. Особенно интересны среди растений этого рода древовидные суккуленты, придающие своеобразный облик южноафриканскому ландшафту. Все суккулентные молочаи включены в Приложение II Конвенции о международной торговле дикими видами флоры и фауны, находящимися под угрозой исчезновения. Значительным разнообразием молочаев отличается Капская провинция ЮАР. Наиболее редкими видами являются молочай крупнорогий (Euphorbia grandicornis Goebel.) (1 на рис. слева ), молочай страшный (Euphorbia horrhida Boiss.)(4 на рис. слева ), молочай бородавчатый (Euphorbia mamillaris L.) (1 на рис. внизу ), молочай дынный (Euphorbia meloformis ) (2 на рис. внизу ), молочай пухлый (Euphorbia obesa Hook.) (4 на рис. внизу ),и др.

Молочай камерунский (Euphorbia cameronii N.E.Brown) находится под угрозой исчезновения. Это суккулентный неколючий кустарник до 3 м высоты и 3,5 м в поперечнике, ветвится от основания и имеет густую коническую кронную Ветви цилиндрические, 1,5-3 см толщины, со спирально расположенными листовыми рубцами. Листья конечные, мясистые, обратнояйцевидные. Цветки маленькие, желтовапто-зеленые, расположенные на верхушках ветвей. Этот молочай – эндемик Сомали, известный из 4-5 местонахождений в районе гор Голис. Исчезает под влиянием перевыпаса и в результате изменения условий существования. Как суккулентный кустарник с сочными мясистыми ветвями может поедаться домашним скотом, в основном верблюдами, но также овцами и козами. Во время засухи используется как источник влаги в аридном районе. Растет главным образом на каменистых холмах, но одно местонахождение известно на песчаной аллювиальной равнине. 3 - Очень редким видом Капской провинции является алоэ пестрое (Aloe variegata L.), численность которого сокращается в результате разрушения мест его обитания. Широко распространено в культуре.

Свинцовое дерево, или дерево слоновых бивней (Combretum imberbe Wawra), Семейство Комбретовые (Combretaceae) – достигает в высоту 21 м и в диаметре 1 м. Древесина у него тяжелая, отмершее дерево долго стоит с ветвями. Ствол бледно-серый, иногда почти белый, кора растрескивается на маленькие квадратики или прямоугольники, что является характерной особенностью дерева. Главные ветви, почти белые, называются «слоновыми бивнями», молодые веточки часто кончаются твердыми колючками. Листва повислая (увядшая). Маленькие простые листья супротивные, сидят на черешках, серебристо-серые, бледно-серовато-зеленые или желтовато-зеленые, покрыты снизу, а иногда и сверху крошечными серебристыми, золотистыми или красноватыми чешуйками. Мелкие желтые или кремовые цветки собраны в рыхлые цилиндрические колоски, сидящие в пазухах листьев или на концах ветвей. Плод массивный, округлый, до 1,9 см в диаметре, 4-крылый, желтовато-зеленый, растение отличается медленным ростом, живет свыше 1000 лет. Растет вдоль рек, в кустарниковых вельдах в Зулуленде, Свазиленде, Трансваале, юго-западной Африке. Листья служат пищей многим животным, сок употребляется в пищу, древесина, горящая очень медленно и дающая много тепла, служит прекрасным топливом. Африканцы считают свинцовое дерево священным, прародителем человека, домашних и диких животных.

1 - Буркея африканская, дикая гевея (Burkea africana Hook.), Семейство Бобовые (Fabaceae) – дерево 4,5-8 (21) м высоты, сильно ветвящееся почти от основания. Крона плоская, ветви грубые, кора напоминает кожу крокодила, темно-красная. Листья повислые, сидят на концах ветвей в гроздьях, дважды- или трижды-перистые, молодые серебристые, позже темно-зеленовато-голубые, цветки палево-желтые. Растет в тропической Западной Африке, обычно на песках, в акациевой саванне, в сухих открытых кустарниковых вельдах на высоте 600-1370 м над ур. моря. 2 - Африканская длиннолистная акация (Peltophorum africanum Sond.), родезийская черная акация, Семейство Бобовые (Fabaceae) – широкораскидистое дерево до 9 м высоты. Ствол часто искривлен или разветвлен почти от самой земли. Листья очередные, серебристо-серые, дважды раздельные. Цветок с ярко-желтыми изгибающимися лепестками и опушенной чашечкой. Цветки сидят в кистях, конечных соцветиях или пазухах листьев. Древесина красноватая, средней массы, легко полируется и обрабатывается, довольно широко используется. Встречается эта акация в Натале, Зулуленде, Свазиленде, северной и восточной частях Трансвааля, Центральной тропической Африке, Ботсване, юго-западной Африке, Анголе. Растет на песчаных почвах в сухих кустарниковых зарослях и открытых саваннах: является обычным растением трансваальского бушленда. Численность популяций сокращается из-за освоения территорий под сельское хозяйство, употребления бобов на корм скоту. Это одно из дождевых деревьев Африки: поздней весной на ветвях появляются капли воды и падают, как дождевые, на землю под кроной. Хорошее садовое дерево: семена дружно прорастают, устойчиво против холодов. 3 - Лонхокарпус капасский (Lonchocarpus capassa Rolfe), Семейство Бобовые (Fabaceae) – небольшое дерево 4,5-12 м высоты. Части ствола лишены сучьев на значительную высоту. Кора гладкая, белая или серая, иногда растрескивается, и тогда обнажается ее внутренняя часть кремово-желтого цвета, сок красный. Листья сложные, серо-зеленые. Цветки мелкие, душистые, похожи на цветки гороха, голубые или фиолетовые, с бархатистой чашечкой, на крупных неветвистых цветоносах на концах ветвей. Древесина желтоватая, местные жители используют ее для изготовления посуды, каноэ, в медицинских целях. Кора и корни высокотоксичны, используются как рыбий яд. Встречается в бушах и низинных вельдах Зулуленда, Свазиленда, в восточной и северной части Трансвааля. Растет также в лесах северо-восточной части юго-западной Африки, в Ботсване, а севернее – в тропической Африке. Хорошее садовое дерево, одно из дождевых, или плачущих, деревьев Африки.

4 на рис. вверху - Ксантоцерцис замбезийский (Xanthocercis zambesiaca (Bak.) Dumaz-le-Grand), Семейство Бобовые (Fabaceae) – вечнозеленое дерево до 18 м высоты с очень толстыми несколькими стволами о 0,5 до 2,4 м в диаметре (иногда ствол один). Ветви «плачут» на концах. Листья очередные, из 5-12 очередных или супротивных листочков с более крупным листочком на конце. Цветки мелкие, белые, с сероватой бархатистой чашечкой, собраны в мелкие гроздья на концах веточек. Плод необычен для бобовых - длиной 2,5 и шириной 1,3 см, с гладкой коричневой кожурой, в нем заключено черное семечко в тонкой сочной мякоти. Древесина белая, тяжелая. Растет в равнинных лесах, на глубоких песках вдоль рек, в жарком сухом районе между Соутпансберге и р. Лимпопо, в северной части национального парка Крюгера, северной Ботсване, Родезии и Замбии. Легко возобновляется из семян. В культуре известен мало.

Род алоэ (сем. Лилейные, Liliaceae) широко распространен по всему африканскому континенту, но особенно богаты им тропические районы. Алоэ – листопадный суккулент, часто древовидный, с сильно разветвленными на верхушке стволами, несущими на концах сочных зеленых ветвей пучки мясистых листьев. В нижней части стволы часто древеснеют и покрываются бурой корой. В роду около 240 видов. Все виды включены в Приложение II Конвенции по торговле редкими видами.

1 - Алоэ древовидное (Aloe arborescens Mill.) – красивое ветвистое растение высотой не более 3,3 м. Стебли ветвятся от основания, каждый из них кончается розеткой листьев. Листья длинные, довольно мясистые, зеленые или серо-зеленые, с зубчатыми краями. Соцветие обычно неветвистое. Цветки светло-алые, цилиндрические, густо покрывают цветонос. Мякоть листьев используется как лекарство. Ареал вида довольно широк, растение встречается в ЮАР, Свазиленде, Мозамбике, Родезии и Малави. Это одно из немногих алоэ, имеющих значительную высотную амплитуду – распространено от уровня моря до вершин гор 1829 м. Растет как в прибрежных кустарниках, так и на горных склонах среди камней. Широко культивируется. 2 - Алоэ волокнистое (Aloe fibrosa Lavranos et Newton) – кустарник со стеблями и ветвями до 2,5 м длины и 3 см толщины. Листья ланцетные, острые, иногда с отогнутой назад верхушкой, ярко-зеленые (на солнце буреющие), иногда с пятнами. Соцветие простое или с 1-2 ветвями, около 100 см высоты, коническое. Околоцветник оранжево-красный с желтыми краями. Растет в Кении на песчаных почвах и среди гнейсовых скал в древесной саванне. Под угрозой исчезновения в Капской провинции находятся несколько видов алоэ - мелкоцветковое (Aloe parviflora Baker) (3 на рис. слева ), Пилланза (Aloe pillansii Guthrie), полосатое ( Aloe striatula Haw.), сидячецветковое (Aloe sessiliflora Ple Evans). 4 - Алоэ многолистное, алоэ Лесото (Aloe polyphylla Schonl ex Pillans) – суккулентный многолетник с округлой розеткой из 75-150 обычно прямых листьев до 80 см в поперечнике, расположенных по спирали. Листья сильно мясистые, яйцевидно-продолговатые. Цветонос 50-60 см высоты, ветвящийся почти от основания, с цветками, расположенными на верхушках ветвей. Цветки бледно-красные или розовые, реже желтые. Эндемик Лесото (Южная Африка), встречается на хр. Тхаба Путсоа и в Масеру в Драконовых горах. Этот редкий вид имеет большое значение для садоводства, однако запасы его сократились из-за выкапывания растений для продажи садоводам. В настоящее время известно около 3500 экз. примерно в 50 местах. Растение исчезло из 12 ранее известных пунктов.

1 - Нубийское драконово дерево (Dracaena ombet Kotschy et Peyr.), Семейство Агавовые (Liliaceae) – включено в Красную книгу МСОП. Это дерево 3-4 м высоты имеет зонтиковидную крону, состоящую из крепких ветвей, регулярно ветвящихся после цветения и несущих на своих верхушках густые пучки толстых мечевидных листьев 40-70 см длины, широкоовальных в основании. Многочисленные цветки собраны в цилиндрические кисти. Цветок с 6 белыми или бледно-розовыми узкими продолговато-ланцетными долями околоцветника. Ягоды шаровидные, желтые. Древний реликт и одно из наиболее замечательных растений Джибути, Эфиопии и Судана (Эритрея и Красноморские холмы), возможно, что растет и вдоль северного побережья Сомали. Встречается в кустарниковых зарослях на сухих холмах по песчаникам или выходам кварцитов, на высоте 750-1200 м, вместе с канделябровидным древесным абиссинским молочаем (Euphorbia abyssinica J.E. Gmelin) и различными акациями. Растительность этих холмов страдает от перевыпаса скота и сильно деградирует. Отдельные экземпляры драцены сохранились только на голых скалах, раньше этот вид был здесь субдоминантом. Численность драконова дерева сократилась также из-за эксплуатации (добыча сока, рубка на дрова, сбор волокнистых листьев для изготовления различных плетеных изделий). В прошлом вид охранялся в Судане в районе оазиса Эрковит, но теперь растительность там настолько изменилась, что уже в 1961 г. были найдены только мертвые стволы. Сохранить нубийское драконово дерево можно только разведением его в ботанических садах. Все драцены использовались в средиземноморских странах как лекарственное и красящее средство, а в Индии для религиозных церемоний. В роде около 50 видов, и охраняется также драконово дерево узумбарское (Dracaena usambarensis Engl.), известное из одного пункта на северо-востоке Тонгаленда и широко распространенное в тропической Африке. 2 - Акация жирафа (Acacia giraffae Willd.), Семейство Мимозовые (Mimosaceae) – дерево до 9 м высоты в Южной Африке и до 2 м в Ботсване. Обычно имеет широкую крону из густой нежной листвы и прямой ствол с темно-красной корой. Молодые ветви несут при основании 2 колючки, соцветие – округлые желтые шары в пучках в пазухах листьев. Встречается в пустынях и саваннах Южной Африки – в Центральном и Западном Трансваале, западнее Оранжевой провинции, в Родезии и Анголе, а также на юге и юго-западе Афорики, в Ботсване. Растет очень медленно, старые экземпляры насчитывают сотни лет. Прорастают семена плохо, сеянцы светолюбивы.

3 на рис. вверху - Акация Гальпини, обезьянья колючка (Acacia galpini Burtt Davy), Семейство Мимозовые (Mimosaceae) – дерево высотой до 82 м, если учитывать подземную часть ствола (обычно нижняя часть заносится илом в течение веков, возможно, что были известны деревья и до 120 м высоты. Окружность ствола в 1 м над землей достигает 23,2 м, а диаметр кроны 555 м, над землей обычно высота 25 м. Ветви широкораскидистые, на стволе и ветвях – длинные загнутые колючки, листва светло-зеленая. Древесина тяжелая, плотная, с более темной срединной частью. Раньше обезьянья колючка росла по берегам р. Магалаквена, притоку Лимпопо, на северо-западе Трансвааля. В настоящее время почти все старые деревья уничтожены пожарами и ураганами, но кое-где в Трансваале еще сохранились деревья до 25 м высоты.

4 на рис вверху - Ангрекум двурядный (Angraecum distichum Ldl.), Семейство Орхидные (Orchidaceae) – встречается в западной тропической Африке вместе с другой орхидеей – ангрекумом Эйхлера (Angraecum eichlerianum Kränzl.). Этот род очень характерен для Африки и о-ва Мадагаскар и насчитывает 206 видов. Большинство их – эпифиты с облиственными стеблями и сильно развитыми воздушными корнями. Листья двурядные, ремневидные, цветки одиночные или в соцветиях. Многие виды имеют белые цветки со шпорцем, сильно пахнут ночью, так как опыление их производится ночными бабочками, хоботок которых равен длине шпорца. Цветки некоторых видов из-за своего аромата используются при изготовлении чая.

1 - Хондропеталюм акокский (Chondropetalum acockii Pillans), Семейство Рестионовые (Restionaceae) – ситниковидный многолетник с ползучими корневищами и очень тонкими прямыми неветвистыми стеблями 70 см высоты. Мужские соцветия – в раскидистых метелках 5-10 см длины; женские похожи на мужские, но мельче. Известно несколько местонахождений этого вида в Южной Африке, в очень заселенной местности между Кейптауном и Маиром на протяжении 45 км. Поиски других популяций в сохранившихся участках реликтовой растительности оказались безуспешными. Растет на плохо дренированных песках, расположенных на глинах, сохраняющих влагу, на высоте 100-300 м над ур. моря. Известны 4 популяции на участках естественной растительности, сохранившейся в этом освоенном районе. Площадь каждой популяции менее 2 га. 2 - Бульбофиллюм бородконосный (Bulbophyllum barbigerum Ldl.), Семейство Орхидные (Orchidaceae) - встречается в Западной Африке. Имеет широкоовальные клубни длиной 3 см с единственным листом. Цветонос высотой до 15 см несет 8-14 коричневато-пурпурных цветков. Все виды этого рода – эпифиты. Интерес представляет оригинальная, очень подвижная губа их цветков. 3 - Диза одноцветковая (Disa uniflora Berg), Семейство Орхидные (Orchidaceae) – очень эффектное растение, цветки собраны в соцветия. В роду диза встречается около 80 видов, распространенных Африке, на Мадагаскаре и Маскаренских о-вах. Особенно богата ими Капская область. Растет в сырых и заболоченных местах, на лугах. Род гифене, пальма дум или веерная пальма насчитывает около 11 видов, распространенных в тропической Африке, Аравии и на Маскаренских островах. Один вид встречается в Южной Африке и еще один – в Юго-Западной Африке и Ботсване. В отличие от всех остальных пальм, гифене иеет разветвленную крону. Листья веерные, с мечевидными дольками, плоды с чешуйчатой кожурой. Сок плодов используется для приготовления пальмового вина.

4 на рис. вверху - Египетская имбирная пальма (Hyphaene thebaica (L.) Maert.) почти исчезла с лица Земли. Это дерево 10 м высоты с 3-4 ветками, каждая из которых заканчивается пучком веерообразных листьев, среди них появляются цветки. У женских особей цветки сменяются большими гроздьями красноватых, блестящих, желто-коричневых плодов (в одной грозди их бывает до 200). Плоды съедобны, их волокнистая мучнистая шелуха по вкусу напоминает имбирный пряник, но очень сухая. В Верхнем Египте эту пальму называют «пальмой дум».астет она в оазисах вместе с другими редкими растениями. Численность ее сократилась из-за ирригационных работ в долине Нила. Известна египетская пальма еще в районе Чад и Чадского Сахали.

Другой вид пальмы дум - Hyphaene ventricosa Kirk. – встречается на севере Юго-Западной Африки и в Ботсване, а к северу проникает в тропическую Африку. Это дерево 15-18 м высоты с простым стволом, часто имеющим характерную выпуклость в средней или нижней части. Крона состоит из крупных веерных листьев, собранных на верхушке ствола. Растение двудомное. Плоды имеют твердую коричневую оболочку, под ней – слой съедобной мякоти, в которую погружено твердое ядро. Молоко из молодых плодов напоминает молоко кокосовых орехов. Верхнюю часть ствола часто отрубают для получения сока, используемого для приготовления пальмового вина. Численность ее также значительно сократилась.

Вообще в Африке находится один из центров происхождения пальм. Два вида африканских пальм находятся под угрозой исчезновения, многие редки.

1 на рис. внизу - Медемия аргун (Medemia argun (Mart.) Wurttemberg ex H. Wendl.), Семейство Пальмовые (Palmaceae) – пальма до 10 м высоты с голым неветвящимся стволом, несущим крону веерообразных листьев до 1,4 м длины, сидящих на таких же длинных черешках. Доли листьев жесткие, мечевидные, боковые значительно короче и уже средних. Мужские и женские цветки – на разных деревьях. Мужские мелкие, с 3 раскидистыми лепестками 3-4 мм длины, скрытые в войлочных прицветниках и собранные в густые колосья около 15-28 мм длины и 1 см толщины. Женские цветки 5 мм в поперечнике, округлые, на крепких черешках 1 см длины. Плоды эллиптические, 2-5 см длины, с блестящей коричневато-фиолетовой поверхностью. Встречается эта пальма всего в нескольких пунктах Египта и Судана. В Египте известно 3 местонахождения – необитаемый оазис в 220 км к юго-западу от Асуана, в 200 км к западу от Асуана и на восточном берегу Нила (на юге). В Судане известна из одного местонахождения, примерно в 200 км юго-восточнее Вади-Хальфа. Растет на отмелях рек, в вади и оазисах. Видимо, в прошлом была распространена гораздо шире, и широко – в древнем Египте: в древнеегипетских пирамидах имеются ее многочисленные изображения и плоды). В общем же популяции пальмы находятся на критически низком уровне из-за эксплуатации (съедобные плоды, а листья используются для изготовления циновок).

2 - Виссманния килеватая (Wissmannia cariensis (Chiov.) Burret), Семейство Пальмовые (Palmaceae) – пальма с одиночным серовато-бурым стволом до 15-20 м высоты и 40 см в диаметре. Крона ее состоит из 40 веерных листьев. Черешки 120 см длины, вооружены по краю отогнутыми назад шипами и на нижней поверхности желтовато-зеленые. Пластинки листьев до 95 см длины, с обоих сторон зеленые. Соцветия пазушные, каждая веточка несет желтый обоеполый цветок. Зрелый плод округлый. Пальма очень похожа на некоторые виды широко культивируемого рода Livistona. Известна виссманния из Сомали, Джибути и Южного Йемена. Растет по берегам рек, в долинах и оазисах, а в Джибути возле солоноватых водоемов. Численность ее заметно сократилась. Уменьшение численности связано с рубками (древесина ценится как строительный материал), выпасом овец и крупного рогатого скота, что препятствует ее возобновлению. Культивируется в Кении, есть в ботаническом саду Кью (Англия). Оба описанных вида пальм внесены в Красную книгу МСОП. 3 - Оротамиус Зейхера, болотная роза (Orothamnus zeyheri Pappe ex Hook.), Семейство Протейные (Proteaceae) – отнесена к уязвимым видам. Это одноствольное деревце или маловетвистый кустарник 1-4 м высоты. Листья густо расположены на веточках, эллиптические, кожистые, волосистые, особенно вдоль краев. Цветочные головки (АО 1-3 на верхушках ветвей) шиловидные, 5-7 см длины, с розово-красными опушенными прицветниками 4-6 см длины, окружающими лимонно-желтые цветки. Плод продолговатый, около 6 мм. Встречается болотная роза только в Южной Африке. Известны 9 популяций и несколько мелких групп этого растения в горах Когельберг на юго-западе Капской области и одна популяция вблизи Германуса, в 25 км к востоку от предыдущих. Растет на крутых склонах южной экспозиции, на высоте 500-850 м. Может исчезнуть из-за бесконтрольного выжигания растительности, грибных болезней и повреждения крысами. Это самый красивый вид из всех протейных. Розоподобные красные прицветники головок очень декоративны и издавна привлекают внимание торговцев цветами.

4 на рис. вверху - Вельвичия удивительная (Welwitschia bainesii (Hook.f.) Carr = W.mirabilis Hook. f.), Семейство Вельвичивые (Welwitschiaceae) – уникальное карликовое дерево пустыни, у которого в течение всей жизни бывает только 2 листа. Ствол достигает в высоту обычно 30 см, очень редко 1,5 м, но под землей может быть и до 3 м длины. Диаметр ствола более 1 м. Древесина такая же плотная и твердая, как у секвойи. Листья появляются небольшими, но по мере роста становятся широкими, толстыми, кожистыми, ребристыми, до 3,7 м длины, зеленовато-коричневого цвета. Они никогда не опадают и продолжают расти, громоздясь на песке. Мужские и женские шишки появляются у основания листьев, на разных особях. Мужские розовые, а женские сначала серовато-зеленые, а при созревании красные. Семена крылатые, легкие, разносятся ветром. Все органы растения выделяют прозрачную смолу. Встречается в юго-западной Африке только по западному побережью, от южной Анголы к югу, достигая южного тропика в излучине р. Кейсеб в пустыне Намиб. Ареал ограничен районом океанских туманов, наибольшая удаленность от моря – 80 км. Растет в песчаных пустынях разбросанно, одиночными экземплярами, никогда не образуя групп. Находится под охраной закона. Вельвичия – переходное растение между типами голосеменных и покрытосеменных растений.

Публикуется по книге: Белоусова Л.С., Денисова Л.В. Редкие растения мира. М.: Лесная промышленность, 1983. 344 с.

Африка - это один из самых крупных материков планеты, уступающий по величине только Евразии. Ее поровну разделяет линия экватора, растянувшийся от тропиков на севере до тропиков на юге. Лишь по окраинам материк слегка «цепляют» субтропики.

Африка - наверное, последний континент на планете, где еще сохранилась нетронутая человеком дикая природа. Тут жесткие, суровые условия выживания, здесь живут сильные, опасные животные. Здесь большое количество необычных растений, которые не встретишь более ни в одной точке земного шара.

Сегодня мы с вами поговорим про растения растущие в африке интересные растения Африки и необычные. Мы узнаем о растениях, которые приносят пользу человеку, а также о тех, которые опасны не менее хищных животных:

Растения с необычными свойствами

Бутылочное дерево:

Название этого дерева говорит само за себя. Очень уж оно напоминает пузатую бутылку. Между корой и древесиной нижней части ствола накапливается большой объем дождевой воды. Средняя часть играет роль резервуара, где содержится полезный, питательный сладковатый сок. Он густой и очень напоминает желе.

Вода бутылочного дерева активно используются местными жителями, а сладковатый сок - одно из их любимых лакомств. Ну, а сами листья этого дерева являются отличным кормом для скота. Из коры жители делают волокна и ткут ткани.

Синсепалум :

Родиной этого растения является западная Африка. Ягоды синсепалума обладает удивительным свойством. Их употребление перед едой делает вкус сладкой пищи горьким, а горькую или кислую еду делает сладкой. Поэтому перед тем, как выпить пальмового вина, обладающего кислым вкусом, аборигены съедают несколько ягод синсепалума для улучшения вкуса.

Плотоядные растения

Непентес :

Эта необычная лиана произрастает на Мадагаскаре. Ее длинные гибкие ветви достигают в длину 10-15 метров, покрыты листьями. Внешний вид этих листьев напоминает кувшинчики, которые служат живой ловушкой для мелких животных. Внутри кувшинчиков вырабатывается липкая жидкость, удерживающая попавшую внутрь мышь, ящерицу или лягушку.

Генлисея :

Это невысокая, скромная на вид трава, на которой расцветают крупные, необычной формы, желтые цветы. Это зрелище омрачает лишь тот факт, что длинные цветы, это не что иное, как ловушка для насекомых. Помимо этого генлисея обладает подземными листьями, с помощью которых плотоядное растение заманивает, а затем переваривает насекомых, мелких животных, живущих в почве.

Пузырчатка :

Это растение очень любит воду. Поэтому произрастает на влажных почвах или прямо в пресной воде. Это растение - хищник интересно тем, что обладает пузырчатой ловушкой. У большинства видов этого растения ловушки очень малы и улавливают только мелких, простейших. Однако некоторые виды имеют ловушки большего диаметра (0,2 до 1,2 см). Они уже могут улавливать даже водяных блох и головастиков, попадающие туда вместе с водой.

«Мирные» растения, полезные людям

Посудная тыква:

Говоря про растения растущие в африке интересные и необычные, нельзя не упомянуть о посудной тыкве, или горлянке. Когда она созревает, мякоть овоща сильно усыхает, а плотная кожура становится твердой, как камень. Местные жители используют такие созревшие тыквы, как полые сосуды для воды или сыпучих продуктов. При этом люди научились менять их форму, используя специальные зажимы, куда помещают развивающуюся завязь.

В итоге можно получить глубокую посуду, кувшины, а также плоские тарелки и подносы. Из твердой оболочки посудной тыквы вырезают ложки, игрушки, курительные трубки, табакерки и разные сувениры.

Тыква - люффа:

Из плодов другой разновидности тыквы - люффы, изготавливают замечательные мочалки. Из волокон плодов плетут волокно, а затем изготавливают шляпы, туфли для купания, а также другие нужные людям изделия.

Мадагаскарская лиана:

Лианы этого растения играют большую роль в экономике некоторых племен, которые используют их в хозяйстве. Ветви растения очень гибкие, упругие и прочные. Поэтому их используют как канаты, плетут корзины, циновки.

Мадагаскарская лиана выделяет вещество, отпугивающие муравьев и насекомых, которые повреждают все, что создано из дерева. Поэтому ветви этого растения используют при строительстве жилищ. Ну, а крупные стручки лианы, если их половинки раскрыть, лучше любой черепицы защитят постройку от дождя.

Африка - удивительный континент, где можно встретить множество интересных и необычных растений. Все они, полезные и не очень, играют важную роль в жизни людей и природы. Обо всех сразу рассказать невозможно, и мы обязательно вернемся к нашему разговору в следующий раз.

14 ноября 2012, 10:39

Каждый вид деревьев уникален по-своему. Существует около 100 000 различных видов деревьев, включая четверть всех видов живых растений на Земле. Но среди миллиардов деревьев по всему миру есть совершенно уникальные и удивительные представители. Баобабы


Величественные баобабы Мадагаскара - очень красивые деревья, способные пережить очень сильную засуху. Растут преимущественно в Африке. Эти баобабы растут на чудо-острове Сокотра. Бутылочное дерево А это дальний родственник баобаба, австралийское бутылочное дерево. В Австралии, в самых сухих областях на севере штата Квинсленд, растут бутылочные деревья, способные, как и баобабы, запасать воду в стволе. Они действительно похожи на бутылку. Только в "бутылке" этой два отделения. В нижней части ствола между корой и древесиной находится резервуар, вмещающий значительное количество воды. Другой резервуар помещается в средней части ствола - однако в нем не вода, а большое количество сладковатого густого, как желе, сока, очень полезного и питательного. Эти деревья достигают 15 метров в высоту и 1,8 метра в поперечнике. Бутылочное дерево острова Сокотра.
так же известное под именем Пустынная роза. Дерево Дракона Дерево Дракона в Икод-де-лос-Винос на Тенерифе, одном из Канарских островов, является уникальным представителем этого вида. Считается, что ему между 650 и 1500 лет, но эксперты затрудняются в точных выводах, так как у него не один ствол. Он скорее состоит из множества небольших стволов, которые держаться друг за друга по мере того, как растут вверх. Дерево имеет плотный навес из листьев и получило свое название благодаря смоле, которая выделяется, когда срезают его кору и листья. Жители считают, что это засохшая кровь дракона и с древних времен используют ее для лечения различных недугов. Драконовые деревья на острове Сокотра. Ветви этих деревьев расширяются к небу, и снизу напоминают множество летающих тарелок…Сверху же они выглядят как огромные грибы. Дело в том, что последние 6 - 7 миллионов лет архипелаг Сокотра был изолирован от материковой части Африки, что не могло не сказаться на развитии его флоры и фауны. Также среди интересных растений Сокотры - странное и чрезвычайно редкое Огуречное Дерево
Это растение с колючими морщинистыми листьями, шипастыми, похожими на обыкновенные огурцы плодами и толстым, разбухшим от млечного сока стволом. Диспропорция между высотой и толщиной ствола, а также скудный лиственный покров придают ему забавный вид. Некоторые экземпляры не превышают в высоту полутора метров, а диаметр имеют значительно больший. Дерево-фляга Его научное название – моринга, оно растет в Африке. Во время дождей дерево-фляга может впитать и сохранить огромное количество воды, так что оно часто бывает пузатым. Дерево-флага может вырасти в высоту до 6 метров. Колючая фагара
Необычное дерево фагара – житель влажных вечнозеленых лесов восточного побережья Южной Африки и Трансвааля. Его ствол буквально усеян восьмисантиметровыми шишками с острыми шипами на конце, похожими на короткие массивные коровьи рожки. Максимальный диаметр дерева достигает полуметра, а высота иногда превышает 20 метров. Африканское тюльпановое дерево Одним из самых красивоцветущих в мире растений в мире считается Африканское тюльпановое дерево или Спатодея колокольчатая. Собранные в пышные соцветия, цветы этого дерева имеют оранжево-красный окрас и по форме напоминают цветки тюльпана. Тюльпановое дерево достигает высоты от 7 до 25 метров и является родным для сухих тропических лесов Африки. Открытые цветы чашеобразной формы удерживают влагу от дождя росы, что привлекает многих видов птиц, а нектар пользуется популярностью у птиц. Ещё одно красиво цветущее дерево Делоникс королевский
У него ещё много названий, такие как дерево-пожар, огненное дерево, красное пламя, павлиний цветок и хвост Феникса. Можно встретить везде, там где тропический климат. Но родина у него - Мадагаскар.
Жакаранда
Его родина Бразилия.
Эти высокие, достигающие 15 метров, раскидистые деревья являются одним из излюбленных декоративных элементов оформления улиц, площадей и сквериков в Аргентине и Буэнос-Айресе. Радужный эвкалипт Это единственная разновидность эвкалипта, произрастающая в северном полушарии. Родина радужного эвкалипта – Филиппинские острова. Помимо того, что растет эвкалипт до 70 метров в высоту, он еще и сияет всеми цветами радуги: его кора может быть окрашена в желтый, зеленый, оранжевый и даже фиолетовый цвет. Взгляните на фотографию, кажется будто этот узор нарисовал какой-то художник абстракционист, но на самом деле такая расцветка радужного эвкалипта создана самой природой. Необычное явление объясняется участками коры, отслаивающейся в разное время. Различные цвета - индикаторы возраста коры: недавно потерянная, внешняя кора будет ярко-зеленого цвета. В течение долгого времени кора темнеет и изменяется от синего до фиолетового и затем достигает темно-бордового и оранжевого цветов. Получается своеобразный природный камуфляж. Индонезия, Папуа-Новая Гвинея и Филиппины – естественные места обитания этого дерева. Деревья-рекордсмены Гигантская секвойя по имени Генерал Шерман растет в Национальном парке Секвойя в Калифорнии. Его высота - 83 метра, а масса превышает 6 тонн. Генерал Шерман - очень красивое дерево с огромной историей в 2200 лет. Одним из самых красивых дубов в мире считается дуб-часовня Allouville-Bellefosse во Франции. Это не только дерево, но и сооружение, и религиозный памятник. Часовню в дереве построили в 1669 году после удара молнии. Осины Пандо в Юте растут колонией, единственной в своем роде. Каждое дерево здесь генетически идентично, фактически это целостный живой организм со сплетенной корневой системой. Пандо состоит из 47000 осин, растущих на территории в 107 акров. Это уникальное природное формирование, возраст которого превышает 80 000 лет!
Один из старейших живых организмов на планете - сосна Метузела, которой почти 5 тысячелетий.
Рекордсменом по диаметру кроны является баньян индийский. За измерениями 1929 года один из баньянов имел крону в 300 метров. С того времени дерево выросло ещё больше.
Дерево баньян, Камбоджа
Кипарис Эль Арбольдель Туле в Мексике настолько толстый, что охват его ствола составляет 58 метров - это самое толстое дерево в мире.
Была версия, что это три дерева, сплетенных воедино, но анализ показал - что это все же один очень красивый экземпляр. Рукотворные шедевры Следующими экземплярами будут творения фермера Акселя Эрландсона. Он соответствующим образом формирует свои деревья, чтоб придать каждому из них особую форму. Эрландсон так и не рассказал никому, как он добивается таких форм, забрав свои секреты в могилу, а его деревья были выкуплены местным миллионером и пересажены в парк развлечений.